— Ты здесь, cherie! А я думала, мне это снится, — чуть слышно прошептала она.
Салли, не зажигая огня, всю ночь просидела у постели подруги. Лишь под утро, когда Мари еще спала, решилась она пойти домой принять ванну и накормить завтраком постояльцев. Уходя, она сказала миссис Миллер, что постарается поскорее вернуться. Но через час миссис Миллер сама прибежала за ней.
— Она скончалась, — в великом смятении и горе сообщила мать Стива. — Я приподняла ее, чтобы напоить кофе, а она вдруг вскрикнула и откинулась на подушки. Я старалась привести ее в чувство, миссис Гауг, но все было напрасно.
— Моя дорогая Мари! — горестно воскликнула Салли. — Дорогая моя, дорогая!
Глава XXVII
«Австралия тоже вступила в войну…»
Эти слова, вырываясь из репродуктора, звучали настойчиво и резко и падали на сердце тяжело, словно камни. На мгновение они оглушили Салли; она не в силах была двинуться с места, собраться с мыслями.
Ощущение беды охватило ее, и боль пронизала все существо. Словно кто-то невидимый нанес ей страшный, сокрушительный удар. Салли знала, что миллионы женщин переживают сейчас то же, что и она, охвачены таким же страхом и чувством беспомощности. Снова миром овладевает мания уничтожения — кровавый бизнес, бессмысленно расточительный и жестокий. Еще одно поколение должно быть принесено в жертву врагам человечества, их безумной алчности, их бешеной жажде власти. Вот как понимала это Салли, вот как понимали это и другие женщины, ее соседки, сбежавшиеся к ней.
Те, кто потерял мужа или сына в прошлую войну, те, чьи близкие и по сей день страдали от ее ужасных последствий — увечий, расшатанных нервов, безработицы, — бурно возмущались, исполненные гнева, и не могли сдержать слез. Те, кто опасался, что такая же судьба постигнет теперь и его родных и близких, были вне себя от страха и тревоги.
Прежнего возбуждения, подъема, который переживали женщины приисков в прошлую войну, не было и в помине. Ни военный ажиотаж, ни патриотические восторги не могли теперь помешать им ясно видеть, что принесет им эта война. Воспоминания прошлой войны еще не угасли в их душе. Война была бедствием — на этот счет они не питали никаких иллюзий; она была бедствием, и лишь сознание того, что они вынуждены воевать, чтобы предотвратить еще худшие бедствия, могло дать им силы все это перенести. Только юноши и девушки, которых не коснулись ужасы прошлой войны, могли обсуждать заявление премьер-министра без чугунной тяжести на душе и мрачного ожесточения.
— Ну, эта война будет не такой, — сказал Динни, стараясь подбодрить Салли. — На сей раз мы будем драться за права народа. Это будет последняя, решающая схватка. Мы сами добивались этого.
— Пусть так, — отвечала Салли с горечью. — А вот вы мне скажите, кому придется драться и умирать? Ведь вовсе не тем, кто расчистил дорогу фашизму, кто снабжал Гитлера деньгами и оружием и разжигал войну. Он не мог бы так обнаглеть, если б не имел поддержки. Нас уже гоняли раз, как скотину, на убой. Разве вы можете поручиться, что теперь не повторится то же самое?
— Нет, не могу, — признался Динни. — Это верно, что фашизм укрепляли как оплот против большевиков. Но Гитлер окончательно зарвался. Он угрожает национальной независимости Англии и Франции. Однако демократические настроения там достаточно сильны, и народ понимает что к чему. И он не допустит этого. Значит, они будут драться.
— Почему бы им не начать с другого, почему не перестрелять всех преступников, по чьей милости Германия развязала новую войну? — спросила Салли.
— Да ведь эти преступники сейчас превратятся в великих патриотов, — сказал Динни. — Им это выгодно. И спросите, откуда мы возьмем оружие и боеприпасы, чтобы победить Гитлера, если правительство прижмет капиталистов и начнет урезывать их прибыли?
— О господи! — вздохнула Салли. — Когда же этому придет конец? Доколе будет продолжаться это истребление нашей молодежи в угоду финансовым бандитам и их грязным планам? Если бы отношения между Германией и Советским Союзом не изменились, может быть, и не дошло бы до войны.
— Ну, ну, мэм, — запротестовал Динни, — это уж совсем нечестно! Советский Союз все время старался достигнуть соглашения с союзниками, а они не говорили ни да, ни нет на все его предложения. Советское правительство обязано заботиться об интересах своей страны и своего народа, и если пакт о ненападении может спасти Россию от войны, она вправе заключить его. Тем более что русским было отлично известно, как правительства Англии и Франции натравливали Гитлера на большевизм, чтобы спасти свою шкуру.