— Но мы не можем себе этого позволить, chèrie,[1] — решительно заявила Мари; она сидела, сложив на коленях белые, изуродованные артритом, не сгибающиеся в суставах руки. — Во всяком случае, сейчас, когда фашизм причинил столько страданий народу в других странах, просто нельзя оставаться безучастной.
— Нас это не может коснуться. — Самая мысль о такой возможности приводила Салли в негодование.
— Фашисты непременно начнут войну, чтобы добиться своего, — мягко настаивала Мари.
— Нет, нет! — простонала Салли. — Вторая война за нашу короткую жизнь! Да это немыслимо, Марк. Неужели миру снова придется пройти через весь этот ужас и горе?
Мари выглядела такой худенькой и хрупкой в своем черном платье; она разволновалась и с трудом могла говорить.
— Да, снова и снова, — выкрикнула она, — если мы… если люди на всей земле не объединятся и не организуются, чтобы положить конец войне. Но если мы закоснеем и обрастем плесенью, если мы не научимся думать и понимать, что происходит вокруг, если мы так и будем сидеть сложа руки, — мы ничего другого не дождемся.
Глава III
В тот вечер, когда в боулдерской ратуше должен был состояться митинг, на дворе стояла ненастная, дождливая погода. В семействе Тома Гауга только что отпили чай. Том сидел на кухне в кресле у огня, а Билл, расположившись тут же за столом, наспех просматривал свои записи для предстоящего выступления.
Напевая что-то вполголоса, в кухню впорхнула Дафна: ей нужно было выгладить платье, которое она собиралась надеть вечером на танцы. Бросив одеяло для глаженья на край стола, она включила электрический утюг.
— Прости, пожалуйста, Билл, — весело бросила Дафна, — я сейчас!
И снова запела:
Я в грезах витаю, Блаженства ищу…— Пора бы и пробудиться от грез, а, Дафна? — Лукавая усмешка пробежала по губам Билла.
Не обращая на него внимания и не прерывая песни, Дафна расправила складки своего воздушного розового платья и провела по ним утюгом.
Красивая девушка, эта Дафна. Такая же красивая, как ветка цветущего миндаля, которую она поставила в кувшин на маленьком столике, намереваясь вечером приколоть к волосам. И разве она не так же, как эти невинные цветы, пылко и неудержимо тянется к свету хрупкого счастья и обманчивых надежд, которые таит в себе неприглядная жизнь этого приискового городка. Она отлично знает, что бури и непогоды могут развеять в прах лепестки ее иллюзии, но это не мешает ей радоваться жизни. А какая она стойкая и выносливая, точно цветущий миндаль! И хотя в чертах ее лица еще заметна девическая мягкость и незрелость, но профиль у нее четкий и смелый.
Из распахнутой двери потянуло холодом. Том, сидевший в кресле, у огня, закашлялся. Билл встал, чтобы закрыть дверь, но на пороге столкнулся с Эйли в пальто и шляпе; на приятном, добром лице его названной матери читалась тревога, которая редко покидала ее в эти ДНИ.
— Ох, Дафна, — с упреком сказала она, — мне кажется, один вечер ты могла бы обойтись без танцев.
— Но я ненавижу митинги, мама! — Дафна с улыбкой покосилась на Билла. — Ты ведь не обидишься, Билл, если я не пойду, правда? Сегодня в «Палас-отеле» танцы на приз, и Уолли считает, что мы наверняка его получим.
— Нам с папой не нравится, что ты проводишь вечера с Уолли О'Брайеном, и ты знаешь это, — упрекнула ее Эйли.
— Не будем начинать все сначала, мама! — У Дафны было так радостно на душе, что никакие упреки матери не могли испортить ей настроение. — Уолли говорит, что я танцую лучше всех в Калгурли, а я то же самое думаю про него, так почему же мне не ходить с ним на танцы?
— Пусть себе ходит. — Том нервно закашлялся. — Дафна у нас девушка с головой. Когда-нибудь опомнится.
— Но ведь О'Брайен женатый человек, — не унималась Эйли.
— Ну и что же? На то существует развод, — небрежно проронила Дафна.
— Ты с ума сошла! — Эйли была потрясена. — И ты могла бы выйти замуж за такого человека, как Уолли О'Брайен, Дафна?
— Там видно будет. — Склонив голову набок, Дафна критически оглядывала платье, которое она держала в вытянутых руках.
— Что видно будет?.. Да говори ты, ради бога!
— Ну, захочу ли я вообще выходить замуж за кого бы то ни было.
И бросив смеющийся взгляд на встревоженное лицо Эйли, Дафна взяла из кувшина веточку миндаля и выпорхнула за дверь.
Билл слышал, как она напевала, одеваясь у себя в комнате, рядом с кухней:
На что мне звездный блеск ночной? Не вечно будешь ты со мной, Но знаю, что тебя люблю я, Люби меня, мир будет мой.