Едва успели они налепить листовку на фонарный столб, как мимо них прокатил какой-то человек на велосипеде, и Эйли тотчас решила, что это шпион и что он помчался доносить на них полиции. Однако Салли подняла ее на смех. А когда двое гуляк увязались за ними следом, Салли предложила невестке размалевать им лица клеем, чтобы заставить убраться восвояси.
Но когда все было кончено и Эйли вместе со свекровью спокойно пила чай у нее на кухне, Салли вдруг страшно разгорячилась и расстроилась из-за того, что Эйли поручают расклеивать запрещенные листовки — ведь с ней каждую минуту могут обойтись как с преступницей.
— Нам уже приходилось заниматься этим во время кампании против воинской повинности, — напомнила ей Эйли. — Кто-то должен бороться за права народа. Так больше продолжаться не может. Мы добьемся смены правительства, добьемся, чтобы война велась честно.
— Надеюсь, ты окажешься права, — устало ответила Салли. — От меня пока что было не много помощи, но теперь я обещаю помогать всем, чем сумею.
— Мама, дорогая, ты и так для меня самая крепкая опора в жизни, — нежно сказала Эйли, поднимаясь со стула. — Спасибо тебе за то, что ты пошла со мной… Билл всегда повторял: «Бабушка у нас закаленный старый воин!». И я в этом убедилась сегодня. Старый воин не складывает оружия, он всегда готов пустить его в дело.
Когда Германия напала на Россию и между СССР, Англией и Францией был заключен союз, война вступила в новую фазу, и это сразу нашло свое отражение в Австралии. И на приисках и повсюду те, кто преследовал красных, попали теперь в глупое положение; впрочем, это не мешало им по-прежнему коситься на местных коммунистов. Если Красная Армия, говорили они, оказывает гитлеровским полчищам, победоносно прошедшим через всю Европу, стойкое сопротивление, то идеи коммунизма тут решительно ни при чем.
На Эйли скоро стали смотреть чуть ли не как на героиню. Ее называли «отважной маленькой женщиной», которая твердо отстаивала права народа и, невзирая ни на что, призывала продолжать войну до полного разгрома фашизма. Этот призыв все чаще находил отклик в сердцах. Те, кто прежде молча отворачивался от Эйли Гауг, когда она при встрече говорила с улыбкой: «Доброе утро», теперь спешили поклониться ей, бормоча пристыженно: «А вы все-таки были правы, миссис Гауг!»
— Все реакционеры в городе лопаются от злости, — ликовал Динни. — Но даже они не могут не признать, что Красная Армия спасла Англию от величайшей опасности.
С чувством огромного удовлетворения старался он разъяснить Тэсси и Эли и вообще всякому, кто утверждал когда-то, будто русские «плохие вояки», — что такое Красная Армия и почему именно она может устоять против натиска немецкой военной машины. Но особенное удовольствие доставляло Динни дразнить Дика.
— А ведь ты, выходит, просчитался, Дик? — с невинным видом восклицал он.
Пришло письмо от Дафны: она собиралась вернуться домой. Стив решил идти добровольцем на фронт и уговорил ее бросить работу в Вилуне.
Эйли с улыбкой сообщила Салли эту новость. Обе они чувствовали, что Дафна чего-то недоговаривает. Салли окончательно убедилась в этом, когда Стив пришел проведать ее за несколько дней до приезда Дафны.
— Вилуна — самое что ни на есть проклятущее место на всех приисках, — рассказывал Стив. — Дафна там совсем извелась. Правда, рядом с рудником вырос уже целый город, но вокруг мертвая пустыня. От белой пыли с мышьячного завода гибнет все живое — и трава, и кустарники; никуда от нее не скроешься. Даже кошек и собак держать нельзя — мышьяк убивает их в два счета. А этим летом жарища была просто нестерпимая. Солнце так слепит и жжет — ну прямо прожигает до костей, словно тебя все время сваривают автогенной сваркой.
Не приходится удивляться, что народ в Вилуне пьет запоем, говорил Стив. Что им еще остается делать долгими, тоскливыми вечерами в такую жару и духоту? Пьют, чтобы продержаться. А тем, кто работает на мышьячном заводе, и подавно туго приходится. Они должны носить маски на лице и шелковое белье, чтобы ядовитая пыль не так сильно разъедала кожу. Но мало кто остается там надолго; все знают, что мышьячная пыль, проникая сквозь кожу, разрушает носовые перегородки и половые органы. На этот завод рабочие нанимаются обычно в погоне за более высоким заработком, но, проработав несколько месяцев, удирают.
Стив не скрывал, что поехал в Вилуну, чтобы быть поближе к Дафне. Устроиться на работу в шахту ему не удалось, и он поступил на мышьячный завод.
И хорошо, что поехал, рассказывал Стив. Нужно было позаботиться о Дафне, чтобы кто-нибудь ее не обидел. Женщины в этом городе наперечет, и большинство из них — жены шахтеров или лавочников. Ну, словом, когда на улицах сотни пьяных мужчин, одинокой хорошенькой женщине лучше им не попадаться. Стив никогда не отпускал Дафну одну, охранял и оберегал ее, давая всем понять, что это его зазноба. Да ведь так оно и есть, признался он Салли. Только Дафна никак не может решиться выйти за него замуж. А все-таки она попросила его уйти с завода и пообещала, что тогда она тоже бросит работу в трактире и вернется домой.