Американцы — приятные кавалеры, у них много денег, они щедры, умеют развлекать, говорили женщины. Молодые девушки льнули к этим веселым, беспечным янки, которые были похожи на героев из фильмов и так непринужденно заводили знакомства с женщинами в магазинах и кафе, дарили им орхидеи, катали их в такси и устраивали грандиозные кутежи всякий раз, как получали отпуск. Газеты печатали негодующие письма. Совсем молоденьких девушек, подростков даже, видели в городе пьяными, под руку с американскими солдатами; их тошнило на улице, они лежали с янки на скверах под деревьями. Возмущенное население требовало, чтобы был издан закон, запрещающий подавать в ресторанах спиртные напитки девушкам моложе двадцати лет или приводить их с безнравственными целями в номера гостиниц.
Однако разгул грубого распутства продолжался, а с ним — скандалы, драки, семейные трагедии, разводы, а порой и преступления; одни из них совершались на почве половых извращений, другие — на почве мести. На это смотрели как на неизбежное зло, как на дань войне. И тут же возникали и романтические любовные интрижки, происходили обручения, свадьбы. Но и в том и в другом случае австралийские солдаты не могли простить янки, что те отнимают у них любимых женщин, и сердца их были полны ненависти и горечи. Когда мужчины, возвратясь из действующей армии или приехав на побывку из военных лагерей, видели себя в положении обманутых любовников или покинутых мужей, о печальной участи которых судачат все соседи, убеждались в том, что их семейный очаг разрушен и дети заброшены они не могли не испытывать лютой злобы к американцам.
И вот прошел слух, что остатки разбитых шестой и седьмой дивизий, сражавшихся в Греции и в Ливии, возвращаются на родину. Они грозили свести счеты с янки!
Салли понимала, что эта вражда между австралийскими и американскими солдатами не сулит добра.
— Что делают разные там вертихвостки или женщины, которые добывают себе этим пропитание, мне наплевать, — заявил Динни. — Но как тут не взбеситься, когда видишь, что жена парня, который только что вернулся из Ливии или из Греции, сбежала с янки!
— Американцев тоже иной раз нельзя не пожалеть, — задумчиво сказала Салли. — Особенно их жен и возлюбленных. Есть ведь вполне порядочные юноши, которые попали в лапы к форменным девкам.
— Попали — значит, дураки, — проворчал Динни.
У Салли теплилась надежда, что Билл вернется домой с шестой дивизией. И она думала о Пэт и о майоре Джефферсоне Дэккере и спрашивала себя: неужели Биллу тоже придется сводить счеты с янки?
Как-то под вечер, производя сбор в пользу Красного Креста, Салли забрела в конец Брукмен-стрит, по обеим сторонам которой тянулись дома терпимости, обнесенные колючей проволокой. В тот день через город снова проходили войска, и из всех окон этих унылых, обветшалых зданий рвался на улицу визг патефонов и радиоприемников, хриплый пьяный смех, нестройное пение. Медно-красное солнце бросало вдоль широкой пыльной улицы ослепительный сноп косых лучей, и Салли торопливо шагала по тротуару, испытывая, как всегда, стыд и боль при виде этих высоких заборов и оград из колючей проволоки. Вдруг до ее слуха долетел знакомый печальный напев:
Ma chandelle est more… je n’ai pas de feu…[12]На покривившемся крыльце одного из самых ветхих домишек полулежала старая пьяная женщина в розовом капоте. Ее дряблые руки были обнажены, увядшее лицо ярко нарумянено, седые, крашеные пергидролем волосы висели грязно-желтыми патлами. Это было жалкое и трагическое зрелище. Салли поспешила прочь.
— Бедняжка Лили, — сказал Динни, когда Салли спросила его, почему эта женщина так опустилась. — Круто ей пришлось последнее время. Она и Бэлл жили сначала в довольстве, прямо как настоящие леди. Но когда Балл умерла, какой-то тип, по имени Гуарес, забрал себе дом, который содержала Бэлл, и заставил Лили работать на него. Говорят, первое время она скандалила, не подчинялась ему. А теперь она больна. Никто из местных не хочет с ней знаться. Но женщины-то ведь сейчас нарасхват. И вот эта скотина Гуарес — хозяин дома — подбирает на улице пьяных солдат и матросов и тащит их к Лили, уверяя, что она — шикарная французская кокотка. Тэсси говорит, что этот негодяй заработал на ней кучу денег.
— Какая гадость! — воскликнула Салли, содрогаясь от ужаса и возмущения. — Это же чудовищно! Мы должна что-то предпринять, Динни, чтобы положить этому конец. И ради солдат и ради Лили.
— Верно, верно, — согласился Динни. Но ему все же не хотелось, чтобы миссис Салли приютила Лили у себя. — Военный комендант должен прекратить это безобразие. Я поговорю с Тэсси и еще кое с кем из стариков. Может, нам удастся собрать деньжат и устроить Лили — подыскать ей какую-нибудь комнатенку.