В окрестностях Милн-Бей австралийское подразделение попало под жестокий пулеметный обстрел трех огневых точек неприятеля, укрытых в чаще, и молодой капрал Джон Френч из Квинсленда приказал своим солдатам залечь, а сам отправился в разведку. Он подполз к пулеметному гнезду и с расстояния в несколько ярдов забросал его гранатами. Потом вернулся, взял еще несколько связок гранат и заставил замолчать второй пулемет… Солдат из этого подразделения потом рассказывал:
«Капрал Френч снова вернулся за гранатами и пошел к третьему пулеметному гнезду противника, стреляя из автомата. Его ранили, он зашатался, но продолжал идти и стрелять; потом бросил гранату — и третий пулемет замолчал».
Когда подразделение ринулось вперед, чтобы захватить неприятельскую позицию, солдаты нашли тело капрала Джона Френча возле третьего пулеметного гнезда; все три пулеметных расчета японцев были уничтожены.
Из уст в уста передавалась история молодого летчика, чей самолет был сбит над Лэ и упал в море. Раненый летчик, преследуемый акулами, плыл около девяти часов, пока не достиг берега. Измученный, теряя сознание, он кое-как взобрался на прибрежные скалы. Но когда он появился в туземном селении, женщины при виде его с визгом бросились врассыпную, а мужчины встретили пришельца угрюмо и недружелюбно. Только двое юношей-туземцев из миссионерской школы позаботились о нем: они отвели его обратно на берег, накормили солдатскими галетами и двинулись вместе с ним через темные девственные джунгли, через горные потоки, по крутым скалистым тропам. Так они шли день за днем, взбирались на скалы, съезжали по отвесным склонам вниз, брели через болота по пояс в вонючей черной жиже, жестоко страдая от укусов москитов и пиявок. Питались они кокосовыми орехами, плодами пау-пау и земляной грушей, а на ночлег заходили в туземные селения, если жители там были настроены дружелюбно, или спали на куче банановых листьев, брошенных на топкую землю. Когда на тридцать третьи сутки они добрались до сеттльмента, летчик был бос, одежда его превратилась в грязные лохмотья, повязки заскорузли от крови. Ему наложили свежие бинты и отправили в госпиталь, а его спасителей, которые еле держались на ногах от голода, накормили и щедро одарили за их подвиг.
Тут только эти юноши рассказали о себе. Оказалось, что они родом не из того селения на побережье, где жители хотели выдать белых «табауда» — японцам. Дело в том, что японцы сжигали дотла одну деревушку за другой и уничтожали поголовно все население, если жители давали приют австралийским солдатам. Обитатели прибрежного селения боялись мести со стороны своих новых хозяев — японцев и хотели снискать их расположение. И только быстрые и смелые действия обоих юношей спасли жизнь австралийскому летчику.
Другие оказались менее счастливыми. Перед глазами Салли долго стоял образ молодого летчика, бредущего вверх по склону холма к месту казни военнопленных. Она ясно видела эту одинокую бесстрашную фигуру и японских солдат позади. На вершине холма пленный повернулся к солдатам, ничем не выдавая своего волнения; только едва заметная усмешка, скользнувшая по губам, да чуть дрогнувшие веки, быть может, сказали им, что он понимает, какая участь его ждет: еще минута — и голова его, отделенная от туловища, покатится по земле.
Несколько месяцев спустя описание этой сцены было найдено в записной книжке одного японского офицера.
Потом снова вести с фронта стали приходить скупо и совсем не было писем. Салли читала столько сообщений о сражениях на Новой Гвинее, что ей уже казалось, будто она видит перед собой все места, через которые пролегает путь Билла, что она участвует во всех перипетиях его фронтовой жизни.
Порой перед ее глазами вставали усталые, небритые, измученные лица. Люди брели, голые по пояс или в зеленых маскировочных халатах под страшным тропическим ливнем; скользя и падая, взбирались на отвесные горные склоны, в изнеможении валились на землю у дороги, отдыхали и снова шли. Ей казалось, что она чувствует, как им от усталости сводит судорогой ноги и как ноют их спины под тяжелой ношей. Потом спускался туман и скрывал их из виду. А когда туман редел, Салли снова видела этих людей: словно какие-то гигантские гусеницы лепились они по серовато-голубым зубчатым скалам и упорно ползли вверх, за рядом ряд, понемногу выходя из тумана, осевшего в ущельях и на дне долин, и поднимаясь к залитым ослепительным солнцем вершинам гор.