Все, что Салли читала об отступлении из Какоды, воплотилось в живые образы, и она носила их в своем сердце вместе с кровавыми видениями жестокой битвы, отбросившей японцев обратно за горный хребет. Она видела пулеметные гнезда, укрытые в глубине ущелий и в непроглядной чаще джунглей, и японских пулеметчиков, посылающих оттуда свой смертоносный огонь, и отчаянные вылазки австралийских разведывательных отрядов, стремящихся вывести эти огневые точки из строя.
Ей вспомнились рассказы о том, как один из таких отрядов пробрался к японцам в тыл, чтобы открыть местонахождение орудия, державшего под обстрелом возвышенность Имита-Ридж, где сосредоточивались австралийские войска перед наступлением на Какодский перевал. Когда орудие было обнаружено, трое солдат подползли к нему чуть ли не вплотную, застрелили офицера и перебили весь орудийный расчет. Заняв позицию, они вывели орудие из строя. Один из бойцов возвратился в часть и сообщил, что капитан, руководивший этой операцией, убит, двое солдат тяжело ранены, а двое других, захватив раненых товарищей, ушли в джунгли.
Эти картины неотступно стояли перед взором Салли, и чем бы она ни была занята, мысли ее всегда были далеко.
Когда японцев отбросили от Какодского перевала и американские бомбардировщики подавили неприятельскую авиацию, в газетах появились восторженные сообщения о том, как австралийские войска перехитрили японцев и нанесли им поражение в горах и в джунглях, в самом сердце Новой Гвинеи. В то же время австралийцы приняли на себя главный натиск неприятеля в противоположном конце острова, у Гоны. Американские авиадесантные войска гнали неприятеля от Буны. Но хотя теснимые со всех сторон японцы метались, как в ловушке, — в джунглях, в глубине острова, и на белых песках северного побережья все еще шли тяжелые бои.
Дафна получила наконец два письма от Стива; буквы расплылись на бумаге от сырости и плесени, с трудом можно было разобрать слова. Другие женщины тоже получили письма от своих мужей и сыновей, прошедших с боями от Какоды до Гоны. Все они писали, что «дела идут на лад» и что все «о'кэй» и теперь они «будут гнать япошек до самого Токио». Кто писал, что ранен и лежит в госпитале, кто был болен малярией. Но от Билла писем больше не приходило.
Радостная весть об освобождении Какоды и о продвижении австралийских войск, оттеснивших японцев к морю, омрачалась печальным сознанием понесенных потерь: так много австралийцев полегло в этих боях, так много вернулось домой калеками.
Все чаще и чаще стали поступать на прииски извещения об убитых или пропавших без вести, и Салли знала об этом. В газетах что ни день появлялись новые списки. Но о том, какая смерть постигла этих людей, почти ничего не было известно. Редко-редко приходило коротенькое письмецо от товарища погибшего или кто-нибудь из офицеров отдавал последнюю дань памяти бойца, павшего смертью храбрых. На улицах Калгурлы и Боулдера все чаще можно было увидеть женщин, в чьих глазах затаилась скорбь, женщин, оплакивавших сына, мужа или возлюбленного. Да и у мужчин было тяжело на сердце — не один из них потерял дорогого ему товарища, брата или сына.
От Билла по-прежнему не было вестей, и Салли грызла тревога, но она упорно гнала прочь обуревавший ее страх. Ничего не случится, твердила она себе. Пока она всеми своими помыслами с Биллом, ее любовь хранит его и не допустит беды. Постоянное напряженное ожидание писем, постоянная борьба с беспокойством и страхом сказывались на ее нервах.
Как-то под вечер она сидела в глубине веранды и вязала, вся уйдя в свои мысли, и вдруг так резко вскрикнула, что Динни привскочил от неожиданности.
— Что случилось? — спросил он испуганно, уронив газету и уставившись на Салли поверх очков.
Салли показалось, что ее пробудили от тяжелого сна.
— Я видела Билла. Он полз через джунгли, — пробормотала она, растерянная и потрясенная. — Осторожно, медленно — полз, словно раненый. А за деревом стоял японец и следил за ним. Я видела японца так же отчетливо, как вижу вас, Динни. Он был в темно-зеленой одежде, она сливалась с кустарником, и лицо его казалось зеленым, а глаза блестели — узкие, как у змеи. В руках у него была короткая сабля, и он занес ее над Биллом. Я крикнула, прежде чем успела что-нибудь сообразить.
— Это вы волнуетесь, что нет писем, — сказал Динни.
— Да, должно быть, — согласилась Салли. — А кроме того, я недавно слышала историю про раненого солдата, которого преследовал японец: он всю ночь гонялся за ним, пытаясь пырнуть его ножом. Этот рассказ не дает мне покоя.