— Ну, что ж, — пожал плечами Дик. — Оставим это. Не намерен я быть неудачником по примеру всех остальных Гаугов; я хочу чего-нибудь добиться в этом городе.
Однако самую уничтожающую критику Дику пришлось выслушать не от кого другого, как от младшего брата и сестренки.
— Скажи, Дик, ты крыса? — напрямик спросил его Лал, когда Дик вошел в гостиную, где дети готовили уроки.
— Что значит — крыса? — спросил Дик.
— Так тебя называют ребята в школе, — сообщил ему Лал. — Они говорят, ты предал рабочих, а таких людей зовут крысами.
— А он и в самом деле их предал, — подтвердила Надя. — Я слышала, Динни говорил Биллу, что папа перевернулся бы в гробу, если б узнал, что пишут о Дике в «Горняке». А разве мертвые переворачиваются в гробу, Дик?
— Нет, — отрезал тот. — А если б и переворачивались, так что?
— Вот уж не знаю. По-моему, Динни хотел сказать, будто ты сделал что-то такое, что не понравилось бы папе. Если это правда, тебе должно быть очень стыдно, Дик.
— А ты не суй носа в чужие дела, — рявкнул на нее Дик. — Больно рано стала из себя взрослую корчить.
И он вышел из комнаты.
— Ну и злюка, а? — невозмутимо заметила Надя, грызя кончик карандаша.
— Ты наш брат, Дик, и это наше дело, а не чужое! — крикнул ему вслед Лал. — Нипочем теперь не полезу из-за него в драку, — буркнул он, возвращаясь к сочинению о китах, которое ему было задано. — Надя, как пишется Антарктика?
Надя раздельно произнесла это слово по буквам.
— Значит, я написал, что кит — большая рыба, — как бы думая вслух, сказал Лал. — И что в Антарктике она самая громадная. А дальше, Нэд, что писать?
Надя, которая в эту минуту старательно высчитывала что-то на пальцах, сердито посмотрела на него и ничего не ответила, пока не решила пример.
— Ох, Лал, ведь я уже все тебе рассказала про китов, — наставительно, точно маленькая старушка, сказала она. — Во-первых, есть очень много разновидностей китов. А во-вторых, кит — это совсем не рыба. Это водное млекопитающее. Оно вскармливает своих детенышей молоком, а плодиться уходит из антарктических областей в более теплые воды, к нашим берегам, чтобы малыши тут подросли. Разве ты не читал «Моби Дик» и «Путешествие кашалота»?[5] Как же ты ничего не знаешь о китах?
— А ты не знаешь таблицу умножения, — поддразнил ее Лал.
— Нет, знаю, знаю, — запротестовала Надя. — У меня только с большими цифрами не получается.
— Послушай, Нэд, — сказал Лал, снова отрываясь от своих тяжких трудов на ниве сочинительства, — я не верю, что Дик предатель.
— Правда? — в голосе Нади звучало сомнение, но в то же время готовность поверить Лал.
— Я помню, папа как-то сказал: «Человек, который предает свои убеждения, — самое низкое существо на свете». Дик ведь у нас не такой. Нэд, а что такое «убеждения»?
— Это то, во что ты веришь, что считаешь правильным, — неопределенно пояснила Надя.
— Ну, Дик не станет делать наоборот, если он знает, что правильно, — решил Лал. — Давай пойдем и так ему и скажем.
Они прошли по коридору в комнату Дика; тот сидел у маленького столика и читал, заслонившись от яркого света зеленым козырьком.
— Я не верю, что ты предатель. Дик, — выпалил Лал. — И Надя тоже не верит.
— Ты не можешь быть таким, — твердо заявила Надя. — Потому что папа сказал: «Человек, который предает свои убеждения, — самое низкое существо на свете».
— Пошли вон! — гаркнул Дик. — Плевать мне на то, что вы думаете.
— Ух, и взбесился же он, верно? — заметил Лал, когда они с Надей снова уселись за уроки.
— Это потому, что у него совесть нечиста, — торжественно заявила Надя. — Я всегда бываю злющая-презлющая, когда у меня совесть нечиста, а ты, Лал?
Смерть Тома и тревога за Эйли, которую так огорчало поведение Дика, настолько завладели мыслями Билла, что он отложил на время разговор с Дафной, хотя знал, что его все равно не избежать.
Как-то в воскресенье, к вечеру, Билл и Дафна пошли прогуляться и, поднявшись по склону Маританы, присели отдохнуть. Гора эта, возвышавшаяся за городом, стала теперь почти совсем лысой, ее красновато-коричневые выветрившиеся склоны были все изрыты шахтами и котлованами, число которых за последние годы очень возросло. Новые выработки уходили в глубь ее искромсанных недр. Премии за добычу золота и прибыльные способы обогащения бедных руд возродили интерес к старым, выработанным рудникам, из которых все самородное золото уже давно было хищнически выбрано, тогда как бедные руды оставлены в целости, так как в то время считалось, что они не представляют никакой ценности. На руднике Хэннанский Приз тоже заметны были признаки оживления. Земляные насыпи и отвалы громоздились подле шахт, врезаясь огромными красноватыми клиньями в небо необычайной голубизны — небо приисков, прозрачное и глянцевитое у горизонта, как фарфор. Билл знал, что где-то здесь, у подножия Маританы, были открыты первые россыпи и что залитый солнцем город у его ног, простирающийся на многие мили, возник благодаря богатствам, сокрытым в недрах этого выветренного кряжа.