«А с северной стороны ты ее не проследил, Мик?» — спросил он.
«Еще бы, каждая проба давала золото, — говорит Мик. — Но нам не нащупать ее здесь, на кряже. Мы забирались на девяносто футов вглубь вон там, около старого пня, и ни черта. А по-моему. Боб, жила где-то совсем близко, иначе откуда бы взяться этим самородкам. Если мы не набредем на нее, так набредет кто-нибудь другой».
«Набредем, можешь быть спокоен», — говорит Бобби.
На другое же утро он взял кожаный мешок с водой, небольшое кайло, ковши для промывки и пустился в путь — нос по ветру, глаза в землю. Сначала Мик тоже пошел с ним, кипятил ему чай, готовил еду. Но Боб любил работать без помехи. Целую неделю он уходил на заре и возвращался на закате с образчиками глины и кусочками породы для опробования. Можно себе представить, сколько миль он обшарил! Если золото переставало попадаться в его ковшах, он начинал поиски сначала. Так он прочесал все вокруг — на милю к северу от участка Мика. А когда он идет по следу, ему ни до чего — не пьет, не ест, не разговаривает.
Но как-то вечером он вдруг и говорит:
«Скоро набредем на нее, Мик! Вот увидишь, все будет в порядке! Она где-то тут, совсем рядом. Я ее носом чую».
Солнце уже клонилось к закату, когда он вынырнул на следующий день из кустов, размахивая руками, — волосы растрепались, глаза горят.
«Нашел!» — кричит.
Мик, Пэдди и Длинный Билл бросились вслед за Бобби к тому месту, где он нашел выход жилы. И что же, глядят — перед ними выступает из земли глыба выветрившегося кварца, а среди осколков породы так и блестит золото.
«Я все шел по следу до самого этого места, — говорит Боб, — здесь камни показались мне что-то подозрительными. Копнул, а жила тут как тут, только разок и пришлось кайлом ударить».
Пэдди с Миком сразу принялись рыть шурф. Где ни ударят кайлом — жила богатая, золото так и блестит. Они уж подумали, что напали на золотое дно, открыли новую Дэрри или Кэрбайн. Решили подать заявку на имя Бобби или Фрэнка Пимли, ведь у Мика с дружками и так уже было пропасть земли. Тотчас застолбили участок и считали, что дело в шляпе: остается только исхлопотать заявку — и у них будет не житье, а малина.
— Ну и суматоха же поднялась тогда, можно было подумать, они напали на вторую Кулгарди, — с иронической усмешкой проронил Фриско.
— Иной раз вечером, — не выдержала тут Салли, — смотрю я, бывало, на все эти участки в долине, окутанные облаками красной пыли, на палатки по склону кряжа, так похожие издали на ракушки, и представляю себе город, который вырастет когда-нибудь вокруг Граундларка — так ведь, кажется, назывался рудник Бобби Клоу? Я очень живо представляла его себе, этот новый город, освещенный заходящим солнцем, его огромные отвалы, копры, устремленные в небо, зияющие устья шахт, его улицы, магазины, пивные и церкви…
— Всем нам одно время виделось такое, мэм!
Огромный живот Тэсси затрясся от беззвучного смеха; рот его растянулся, и все толстое, красное лицо весельчака расплылось в широчайшей улыбке.
— А в конечном счете из Ларкинвиля так ничего и не вышло, — лениво заметил Билл.
— Но россыпи там все же оказались неплохие. — Динни уж очень не хотелось обижать Ларкинвиль. — Это был прииск для бедняков. Многим там посчастливилось найти самородки — от нескольких миллиграммов до двадцати — тридцати унций.
— Ну, а у тебя как шли там дела, Динни?
— Недурно, — признался Динни.
— Уж можете не сомневаться, — просипел Тэсси. — У него собачий нюх, когда речь идет о золоте.
— Мы с приятелями застолбили тогда участочек этак на полмили ниже выхода жилы, — со смаком принялся рассказывать Динни. — Но за целую неделю даже и следов золота не обнаружили. Мы с Фриско копали на самом солнцепеке, а миссис Салли просеивала, и до того ее всю засыпало красной пылью, что твою бабушку, Билл, узнать было нельзя. И вот мы уже совсем было собрались вытащить столбы и бросить участок — да и не мы одни, а многие, — как вдруг я увидел в решете настоящих красавчиков. Представляете, орешек в тридцать унций, а вокруг — прорва мелкоты.