— Конечно, я в этом уверен, — сказал Билл. Ему было значительно легче выразить свои чувства Пэм, чем ее сестре.
Взгляды, которыми они обменивались, не таили в себе опасности. Существовавшая между ними взаимная симпатия была тиха и безмятежна. А взгляд Пэт — этой зеленоокой сирены — тревожил его и дразнил, звал погрузиться в его коварную глубь. Билл считал, что ему удалось спастись, когда он уже был на краю гибели. Вместе с тем он не мог не признаться себе в том, что все в Пэт — мягкая линия ее шеи и затылка, плавный взмах ресниц, каждый изгиб ее тела — невыразимо пленителен и бесконечно дорог ему.
«Мужчина живет не одной любовью!» — проповедовал Билл. Он не хотел, чтобы всякий сентиментально-чувственный вздор мешал его работе. И Пэт знала это. Они не раз обсуждали этот вопрос и посмеивались над романтической иллюзией, которую шутя называли «любов»; они знали из книг, что все порождаемые ею восхитительные ощущения коренятся в физиологии, хотя большое значение может иметь и духовное родство. Но самим стать жертвой этого хитрого обмана и подобно другим доверчивым юношам и девушкам попасться в ловушку — нет уж, извините!
Не против физиологии и не против духовной близости восставали они, а против лживых обетов, иллюзий и фантастических домыслов, будто двое людей могут заменить друг другу весь мир да при том еще на веки веков, аминь. Почему юноши и девушки смеются над слезливо-сентиментальными фильмами и пьесами? Почему высмеивают они так называемые счастливые финалы, где говорится, что молодая пара соединилась и была счастлива до гробовой доски? Пэт и Билл, как истинные дети своего времени, твердо знали, что любовь, возносящая человека на вершины райского блаженства, — миф. Это состояние восторга, нежность, страсть — бесспорно, восхитительные ощущения, но допустить, чтобы они стали на пути тех или иных серьезных целей и задач, которые вам дороги, — это уж, извините, бессмыслица! Но вот вопреки всему они оказались во власти страстного влечения друг к другу, и оба невольно радовались этим узам, и оба были глубоко несчастны от сознания предстоящей разлуки.
Пэм оставила их вдвоем.
Притворяя за собой дверь, она услышала, как Билл сказал:
— Я не прощаюсь с вами, Пэт.
— Вы хотите, чтобы я вернулась? Вы правда этого хотите, Билл? — взволнованно спросила Пэт.
Пэм присела на крылечке, выходившем в заброшенный, выжженный солнцем садик. Голоса Пэт и Билла долетали и сюда.
— А почему бы и нет? — добродушно сказал Билл.
— Послушайте, Билл! — с обидой и горечью сказала Пэт. — Вам незачем что-то такое разыгрывать передо мной. Если вы мечтаете о мученическом венце, то я вовсе к этому не стремлюсь. Как только вы вошли, я сразу поняла, что вы решили дать мне уехать, так и не сказав, как вы ко мне относитесь, и, по-видимому, намерены делать вид, будто не знаете, как я отношусь к вам.
— Ну, не совсем так. — В голосе Билла прозвучали знакомые задушевные нотки. — Я просто не верю этому, не верю, что я действительно что-то для вас значу.
— Но это же правда! Это правда, Билл! — воскликнула Пэт. — У меня сердце рвется на части при мысли, что мы расстаемся… так ничего и не сказав друг другу! И вас тоже это мучит, я знаю. Зачем же быть таким жестоким и ко мне и к себе? Я готова на все для вас, Билл, только не отталкивайте меня.
После этих слов за дверью на некоторое время воцарилась тишина. Пэм закурила сигарету, задумчиво глядя в темный сад, освещенный только слабым светом звезд. Она надеялась, что Билл сбросил с себя эту странную отчужденность и что Пэт, пустив в ход свои чары, сумеет растопить лед. Пэт, конечно, обовьет шею Билла руками, и он забудет в ее объятиях свое решение изгнать ее из сердца во имя своей работы.
Вдруг Пэм услышала хрипловатый, приглушенный голос Билла.
— Не надо, Пэт… Поймите, у вас одна жизнь, а у меня совсем другая; вы не можете принять моей, а я не могу жить так, как живете вы. Лучше признаться себе в этом сейчас, чем пережить потом горечь и разочарование.
— Вы не доверяете мне, Билл! Вы в меня не верите! — жалобно воскликнула Пэт.
— Нет, не верю, — признался Билл.
— Ах, так? Ну и к черту, к черту, к черту! — вскричала Пэт. — Я ненавижу вас. И себя ненавижу за то, что могла быть такой дурой. Вы считаете, что у меня это просто каприз, который скоро пройдет. Что ж, быть может, вы и правы. Быть может, так оно и есть. Вы победили, Билл. А теперь вам лучше уйти. Весьма сожалею, что поставила вас в такое нелепое положение, — вы, вероятно, чувствовали себя очень неловко, когда вам пришлось отвергнуть меня. Прощайте, Билл!