— Пэт! Не говорите так… — голос Билла дрогнул, в нем прозвучала мольба. — Не говорите, что я…
— Уходите! Ради бога, уходите! — истерически вскричала Пэт. Ее душили слезы.
Пэм услышала, как отворилась и снова захлопнулась дверь, и поднялась со ступенек навстречу Биллу. Юноша шел, спотыкаясь, как слепой. Лицо его было искажено страданием, которого он не в силах был скрыть. Пэм прочла в его глазах все, в чем ей хотелось убедиться.
— Сейчас же ступайте назад и скажите Пэт, что вы ее любите, или я вам этого никогда не прощу! — сказала она так решительно, что Билл почти машинально повиновался ей.
В мастерской Пэт судорожно рыдала, забившись в кресло; после ухода Билла она не двинулась с места. Полный нежности и раскаяния, он присел около нее на корточки и осторожно коснулся рукой ее волос.
— Пэт, дорогая, — неуверенно сказал он. — Ведь я люблю вас. Разве я могу уйти, когда вы так плачете!
Рыдания прекратились. Пэт быстро выпрямилась, сморкнулась в платочек и взглянула на Билла еще мокрыми от слез глазами.
— Ну не мерзкое ли вы создание! — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Ведь это все, что мне было нужно от вас. Вот уж никогда не думала, что я такая размазня и способна реветь из-за мужчины. Мы никогда не плачем, верно, Пэм? Разве уж когда действительно стрясется беда.
Пэм вернулась в мастерскую и зажигала спиртовку, чтобы сварить кофе.
— Мы плакали, когда провожали Шона, — сказала она, как всегда прямо отвечая на поставленный вопрос, — и когда узнали, что он ранен.
— Я думал только о себе… все силы прилагал к тому, чтобы устоять против вас, — признался Билл, желая вознаградить Пэт за причиненную ей боль. — И не понимал, насколько я…
— Груб и жесток, — перебила его Пэм.
— Да, вы заставили меня почувствовать, что значит быть отвергнутой и осмеянной, — дрожащим голосом промолвила Пэт, стараясь скрыть слезы и обратить все в шутку. — Мне бы нужно изобразить, что «нет фурии в аду столь злой», или еще что-нибудь в этом роде, вместо того чтобы сидеть и ронять слезы, верно, Пэм?
— О господи, меня бы следовало четвертовать! — сказал Билл. У него был несчастный, покаянный вид. — Мы почему-то никак не могли понять друг друга, и каждый ладил свое, другому наперекор. Я в самом деле думал то, что говорил, Пэт, но только я не все говорил, что думал. Конечно, я люблю вас и хочу, чтобы мы всегда были вместе. Но ведь это невозможно, потому что…
— Ах, не начинайте все сначала! — взмолилась Пэт. — Если вы любите меня, Билл, то больше я ничего знать не хочу. Остальное предоставьте мне.
Она обвила его шею руками, и губы их сомкнулись в поцелуе, который, по расчетам Пэм, должен был наилучшим образом разрешить все сомнения. Таинственная сила, толкавшая их друг к другу, брала верх. Пэм была уверена в этом. Стараясь не мешать им, она тихонько занималась своим делом в глубине комнаты.
— Любимая!
— Счастье мое!
— О Пэт!
— О Билл!
Можно было подумать, что на языке любви существуют лишь нежный лепет да ласковые, но бессвязные восклицания.
— Как только мы все уладим и получим возможность делать то, что хотим, я вернусь на прииски, Билл, — помолчав, сказала Пэт. — Конечно, если ты этого хочешь.
Билл улыбнулся, испытующе вглядываясь в ее глаза.
— Вернешься? — пробормотал он. — Как знать!
— Ну вот, опять за свое! — Пэт выскользнула из его объятий. — Ты не веришь, что я люблю тебя. Но я вернусь, хочешь ты этого или нет.
— Знаешь, дорогая, — сказал Билл, — любовь — это очень большое слово. Я долго не решался назвать этим словом мое чувство к тебе. Но любовь — это не всегда то, чего мы ждем. Сейчас нам хорошо и радостно от того, что мы нашли друг друга. У нас теперь есть то, чего ни ты, ни я никогда не забудем, но…
— Все это философия, гнилая философия! — возмущенно воскликнула Пэт. — Я вовсе не хочу быть светлым лучом, на мгновение озарившим твою жизнь. Я хочу жить и работать рука об руку с тобой, Билл. Я хочу быть с тобой всегда, делить твою судьбу, что бы ни случилось. Ты не можешь развестись со мной, пока мы еще не поженились!
— Самое ужасное то, что теперь мне следует проявить твердость, — усмехнулся Билл. — Я должен заявить, что ты ударилась в романтизм.