Нора, по мнению Салли, не могла не знать, что она дружески к ней расположена. Поэтому Салли было обидно, что теперь между ними появилась какая-то неприязнь. «Может быть, Нора влюблена в Фриско и ревнует его ко мне? — думала Салли. — Вероятно, в какой-то мере это так. Во всяком случае, она очень оберегает свое положение в конторе и свое участие в делах Фриско». Салли была готова признать ее права и отдать должное ее преданности. Однако в последнее время Фриско, мертвецки пьяный, не раз возвращался домой поздно ночью в сопровождении Норы. Объяснялось это всякий раз, конечно, тем, что он был на деловом совещании. Но, как-никак, а это уж, пожалуй, чересчур, думала Салли. На что это похоже, чтобы молодая девушка до глубокой ночи таскалась с пьяным мужчиной.
И все же Салли чувствовала, что она не может ревновать Фриско к Норе. Какое-то удивительное бескорыстие, какая-то самоотверженность чувствовались в ее заботах о нем. Салли не верила, чтобы эта привязанность Норы к Фриско могла пошатнуть их многолетнюю дружбу. Отношения между ними стали уже чем-то непреложным, чем-то настолько прочным и постоянным, как если бы Салли была его женой. И Нора вместе со всеми принимала это как нечто не подлежащее сомнению. Салли надеялась, что Нора не испытывает к ней вражды, — скорее ей казалось даже, что между ними существует своеобразная симпатия, в основе которой лежит их привязанность к полковнику де Морфэ. Но почему Нора так взволнована сегодня, даже груба? Почему она так старается выпроводить ее из конторы и не хочет, чтобы она подождала здесь Фриско?
Пишущая машинка деловито стучала. Но время от времени, когда пальцы Норы застывали на клавишах, Салли казалось, что из соседнего помещения до нее доносятся чьи-то голоса. Один раз она даже уловила взрыв смеха, однако он тотчас потонул в треске пишущей машинки. Но вот до Салли снова долетел приглушенный смех. За перегородкой смеялись женщина и мужчина. Пишущая машинка застрекотала с неслыханной яростью, но смех все же долетал в контору, несмотря на весь шум, который с таким усердием производила Нора. Густой, отрывистый смех, так хорошо знакомый Салли. Конечно, это смеялся Фриско — сдержанно, глухо. Так, значит, он где-то здесь, в доме? Салли заметила, что Нора украдкой метнула на нее взгляд. Она, как одержимая, колотила по клавишам, стараясь заглушить все прочие звуки. Но Салли уже слышала голос Фриско, слышала его восклицание, от которого у нее похолодело сердце. И тотчас же до ее напряженного слуха долетел женский возглас и сдавленное хихиканье.
Тонкие перегородки из оклеенной обоями дерюги, натянутой на легкие деревянные рамы, разделяли здание внутри на конторские помещения и квартиры. Несмотря на отчаянный треск пишущей машинки, Салли не сомневалась больше, что голоса раздаются в квартире миссис Руни, помещавшейся рядом с конторой.
Она встала и направилась к двери.
— Миссис Гауг! — Нора выскочила из-за стола; в возгласе ее прозвучала мольба.
Она поняла, что Салли слышала голоса за перегородкой, и выражение ее лица испугало девушку.
— Почему вы не сказали мне, что полковник де Морфэ пьет чай у миссис Руни? — возмущенно спросила Салли.
Она стремительно распахнула дверь в коридор. Нора бросилась за ней.
— Не ходите туда, миссис Гауг! — взмолилась девушка. — Подождите, пока он вернется в контору.
— Занимайтесь своим делом, Нора, — оборвала ее Салли. — А в мои дела не суйтесь.
Она постучала в квартиру миссис Руни, и секретарша — словно заяц в нору — юркнула в контору. Никто не ответил на стук, и за дверью воцарилась тишина. Салли снова сердито и настойчиво постучала в тонкую филенку двери. Из квартиры миссис Руни по-прежнему не доносилось ни звука.
Ярость закипела в сердце Салли, ревность и подозрение мутили ее рассудок.
— Отворите дверь — или я сломаю замок! — крикнула она.
Послышались приглушенные голоса, скрип пружинного матраца, торопливые шаги по комнате, звучащие не менее подозрительно, чем мертвая тишина секунду назад. Салли не могла больше ждать; не помня себя от бешенства, она налегла плечом на дверь. Гнилое дерево не выдержало, и замок отскочил. Когда Салли переступила порог, она увидела голую жирную женщину, шмыгнувшую за стеклярусную занавеску, и Фриско, который, сидя на низкой широкой кушетке у стены, натягивал брюки.
Салли замерла на месте, глядя на него во все глаза. Она не могла произнести ни слова. Гнев ее внезапно утих. Бешеная ревность, владевшая ею до этой минуты, отхлынула от сердца, когда она увидела воочию, как надругался Фриско над ее верой в него. Она словно окаменела, пораженная ужасом; что бы она ни сделала, что бы ни сказала, не имело, казалось, после этого никакого значения.