— Иду! — сказал Динни, натягивая штаны и зевая. — Сейчас, Бардок, поглядим, что можно сделать.
Бардок присел на веранде на корточках. Он дышал тяжело, с натугой, его трясло, словно в лихорадке. «Верно, у него самого инфлуэнца, — подумал Динни, — после такой прогулки он, небось, еле на ногах держится».
Из невнятного бормотания Бардока Динни понял, что Калгурла несколько дней назад ушла из стойбища. Бардок долго рыскал по зарослям и наконец нашел ее тело на дне высохшего ручья, за Боулдерским кряжем. Туземцы все так больны, что никто не может помочь Бардоку похоронить Калгурлу, а хозяин фермы куда-то уехал. Бардок хотел, чтобы Динни пошел с ним и помог.
Динни раздумывал, как быть: сумеет ли он пробраться сквозь кустарники на своей «Попрыгунье Джейн» или придется ковылять за Бардоком пешком? В это время в окошке у Салли мелькнул огонек, и она в капоте вышла на веранду.
— Что случилось? — встревоженно спросила она, переводя взгляд с Динни на Бардока, который при ее появлении с трудом поднялся на ноги. Заметив мрачное выражение его лица, Салли поняла, что произошло какое-то несчастье. — Ты болен, Бардок?
— Уайа! Нет! — пробормотал Бардок.
Динни подумал, что туземец никогда, конечно, в этом не признается. Он объяснил Салли, зачем пришел Бардок.
— Как видно, в стойбище не осталось ни одного человека, который держался бы на ногах. Все лежат в инфлуэнце. Так что мне придется помочь ему.
— Я поеду с вами, — тотчас заявила Салли. — Я же вижу — Бардок совсем болен. Вскипятите воду, Динни, и напоите его чаем, пока я буду одеваться.
Динни знал, что спорить с ней бесполезно. В трудную минуту миссис Салли всегда разговаривала таким тоном. К тому же, если она сядет за руль, это значительно упростит дело. Динни уже не раз замечал, что зрение у него начало сдавать. Сам он не взялся бы вести машину при таком мглистом лунном свете — это могло бы кончиться плохо и для него и для Бардока.
Динни заварил чай, налил Бардоку большую кружку, отрезал ломоть хлеба и намазал маслом; потом налил чаю себе и Салли.
— Мы поедем на «Попрыгунье», — сказала Салли, снова выходя на веранду. Она уже оделась для дороги; в руках у нее были два старых одеяла.
Салли выпила чашку чая и направилась к гаражу, где стоял старый автомобиль Динни; она включила зажигание, завела мотор, вывела машину задним ходом из сарая, наполнила бензином бак, подлила воды в радиатор, проверила шины.
— Нужно взять с собой лопаты и мотыгу, — напомнила она Динни, когда он вместе с Бардоком присоединился к ней. — И посмотрите, чтобы в мешке была вода.
Динни бросил лопаты и мотыгу в багажник, наполнил водой брезентовый мешок — предосторожность, без соблюдения которой ни один старожил не решится отъехать далеко от дома, — и занял место рядом с Салли. Бардок забился в угол на заднем сиденье.
Машина с грохотом пропетляла по улицам и закоулкам пригорода, выбралась на простор и взяла направление на край холма и темневшие вдали кустарники. Скорчившись на сиденье, Бардок невнятно бормотал что-то, словно разговаривая сам с собой, потом внезапно испускал громкое восклицание или принимался уныло причитать. Динни объяснил Салли, что Бардок не только оплакивает смерть Калгурлы; он вне себя от горя и тревоги от того, что вынужден ее так хоронить — ночью, без соблюдения племенных обрядов, без плакальщиков.
— Местные племена обычно роют очень неглубокие могилы, на два-три фута, не больше, — говорил Динни, и Салли поняла, что он хочет отвлечь ее внимание от заунывных причитаний Бардока. — Они укладывают покойника в эту могилу головой к востоку и плотно прикрывают сверху свежесрубленными ветками. Землей не засыпают, чтобы душа легко могла вырваться на волю и разыскать души предков, которые всегда находятся где-нибудь поблизости. Вокруг могилы полагается петь, плясать и причитать, отпугивая этим злых духов, которые стремятся завладеть душой умершего. Потом собаки из ближайших стойбищ, динго и вороны раскидают ветки и растащат кости. Но примерно через год племя возвратится обратно, чтобы завершить похоронный обряд. Разбросанные кости соберут, и над этими останками снова повторятся пляски, пение и причитания. Это празднество в честь того, что душа покойного достигла обители своих предков. Затем кости либо зароют глубоко в землю, либо увезут подальше и схоронят где-нибудь в укромном местечке — в пещере или в ущелье. Вот ведь что грызет сейчас Бардока. От его племени не осталось никого, кто мог бы воздать Калгурле последние почести.
— Бедная Калгурла, — вздохнула Салли. — Она, верно, знала, что ее ждет.
Каменистая дорога по ту сторону холма была вся в выбоинах и колдобинах. «Попрыгунья Джейн» со звоном и грохотом взбиралась на холм и скатывалась с противоположного склона, отчаянно подскакивая на задних колесах, — тормоза никак не могли умерить ее буйный нрав. Салли втихомолку благословляла судьбу за то, что дорога была ей знакома и она могла избежать некоторых особенно опасных колдобин и размывов, образованных ливнями. Так, с грехом пополам, протряслись они две-три мили; наконец Бардок попросил Салли остановиться. Он вышел из машины и указал на боковую тропу, убегавшую в заросли. Тропа была едва приметна, и у Салли упало сердце, когда она на нее свернула.
Она ехала теперь, как во сне, следуя по узкой, почти неразличимой глазом тропке, которая вилась между высоких, казавшихся призрачными деревьев, между канав и котлованов заброшенного золотоискательского участка. Ей уже не удавалось больше избегать рытвин и торчавших из земли корней деревьев, и «Попрыгунья Джейн» подпрыгивала так, что Салли чуть не вылетала из машины и руль вырывало у нее из рук. Когда машина благополучно миновала подпорки копра, возвышавшегося над заброшенной шахтой, Салли в изнеможении шепнула Динни на ухо:
— Черт подери, Динни, как вы думаете, далеко он нас еще потащит?
Они отъехали уже мили за две от золотоискательских разработок, когда Бардок внезапно окликнул Салли. Она остановила машину и с трудом поднялась с сиденья.
Они вышли из машины, и Бардок подвел их к руслу высохшего ручья, на дне которого они увидели тело Калгурлы. Над колючей чащей кустарника возвышалась небольшая группа молодых деревцев. Тонкие, стройные стволы их казались обрызганными серебристой пылью, а листва отбрасывала пепельные пятна тени, которые оживали и трепетали при каждом легком дыхании ветерка, долетавшем, словно вздох, из глубины зарослей.
— Калгурла, видимо, хотела, чтобы ее похоронили здесь, неподалеку от тех мест, где она родилась, — тихо сказала Салли.
— Э-эм, да, — пробормотал Бардок. — Шел долго, долго. Падал, вставал, падал, вставал. Принес ее сюда, закопать здесь.
Возле тела Калгурлы Салли увидела кучку потухших углей — остатки небольшого костра. Калгурла лежала с открытыми глазами, на голове у нее была все та же старая мужская шляпа, которую она носила спокон веку, из-под ветхой юбки торчали голые, прямые, как палки, ноги.
Динни прикрыл тело Калгурлы одеялом; другое он разостлал на земле, чтобы Салли могла присесть отдохнуть.
Бардок схватил мотыгу и всадил се в каменистый склон холма над высохшим ручьем.
— Ты хочешь, чтобы я похоронил ее так, как хоронят у вас, Бардок? — с надеждой спросил Динни. — Вырыл ей маленькую ямку? А потом придет твой народ и похоронит ее глубоко?
— Похорони, как хоронят у вас, — сказал Бардок. — Совсем похорони. Никто не придет. Не будет хоронить.