Всю ночь падаю с огромной высоты и разбиваюсь, воскрешаюсь заново и вновь с упорством Сизифа продолжаю своё бесконечное падение. И не в силах проснуться, вынырнуть из этого беспредела.
Лишь к утру всплываю на поверхность и просыпаюсь. Кости болят, как многократно переломанные. Сейчас бы встать, размяться, прийти в себя. Но для этого надо тебя разбудить. Чуть дыша, дую тебе в розовеющее ушко, и ты потягиваешься. Смущенно краснеешь и протираешь глаза.
- Знаешь, мне сегодня отлично спалось. Совсем ничего не снилось.
- Здорово.
- Да. Удалось выспаться.
Моему счастью нет предела. Ты явно идёшь на поправку. Моё заветное желание исполняется на глазах.
Встаю как инвалид, превозмогая боль во всех частях тела. Как Франкенштейн, вижу себя со стороны лоскутным монстром, цельность которого нарушена необратимо.
Всё идёт по плану. Дотянуть бы до конца пути.
Отправляемся дальше. Но спотыкаюсь почти на каждом шагу. Постепенно отстаю и останавливаюсь передохнуть. Ты машешь мне, а я машу в ответ – дескать, догоню скоро… По крайней мере, постараюсь.
Ты так резво уходишь по дороге вперёд, что понимаю - уже не нагнать. Истощение настигло раньше.
Что ж. Твоя боль переварилась у меня внутри, но отравила меня. Что ж. Моё желание было очень ясным, и хоть сейчас преклоню голову в благодарность за его исполнение.
Твой взгляд прояснился, голос окреп, поступь приобрела лёгкость.
Жаль лишь, что я больше не смогу быть рядом.
Но это необходимость. Сказочная плата за волшебные услуги. Бесплатные желания не исполняются.
Мне становится всё хуже. Стоять уже не могу, сползаю на землю и закрываю глаза.
И слышу, как рядом начинают ругаться. Знакомый голос. Голос из-за двери. Который предупреждал, что обратной дороги нет.
- Ну вот. Я же говорил.
- Я ни о чём не жалею.
- У тебя даже сил на сожаление не осталось.
- Я правда не жалею.
- Да знаю это… Потому и злюсь. Паршиво выглядишь, кстати.
- Уверен, что кстати?
- Не совсем. Но выглядишь и впрямь паршиво.
- Знаю.
- И?
- Что «и»?
- Давай переиграем.
- Нет.
- Почему?
- Не «почему», а «зачем»… Зачем переигрывать? Всё ведь хорошо.
- Да, конечно. Только совсем загибаешься.
- Что уж теперь. Всё равно не жалею. Ни о чём. Правда. Веришь?
- Верю. Потому и злюсь. Значит, так…
Ну нет же.
Снова степь. Солёная вьюга. Заледеневшая дверь и твоя ускользающая ладонь.
Шалишь… Не буду я ничего переигрывать. Моё желание неизменно. Я забираю боль себе, пока в силах её переносить. До последнего предела. До самого последнего.
Замок над городом
Утро лизнуло край земли, сгоняя дремоту.
Холодный туман растянулся над реками и ручейками, озёрами и прудами. Первый же солнечный луч кольнул шпиль высокого замка.
Замок возвышался над городом, занимая самый высокий холм.
Но как ни странно, туман у подножия замка не развеялся, а ещё сильнее прильнул к его замшелым стенам.
Тепло прокатилось по улочкам города, завернуло в переулки, ткнулось в тупики и закружилось в самом центре городка - на его главной площади Фонтанов. Один лишь замок оставался сырым и холодным, как будто солнце ему не указ.
Дома этого города были выстроены из красного кирпича и покрыты черепицей. Ставни деревянные, с затейливыми рисунками. На многих трехэтажных домах сверху вертелись флюгеры.
Мостовая, вымощенная булыжниками, гулко отзывалась на повозки молочников, развозящих свой продукт.
Пекарни зазывали первых покупателей ароматами свежеиспечённых хлебов и булочек.
Городской рынок отворял свои ворота для телег с овощами и фруктами, рыбой и колбасами. Из окрестных деревень съезжались ещё зевающие крестьяне.
Городская ратуша отзвонилась переливчастым боем своих старинных часов. Главный Фонтан тоже проснулся и взвился вверх снопом хрустальных струй.
Бургомистр в эту минуту вышел на площадь Фонтанов из боковой улочки и на пару секунд остановился, чтобы вытащить карманные часы и свериться с ратушей. Всё совпадало в точности. Бургомистр удовлетворённо хмыкнул и случайно скользнул взглядом по замку. Тот своей темнеющей громадой как будто нависал над городом. Бургомистр невольно поёжился и заторопился в ратушу.
Утро налилось светом, незаметно перетекло в дневную суету, которая уверенно разделалась с несколькими часами и приблизила вечер.