– На субмарину, – приказал он. – Полный ход. Надо попробовать спасти Паннатта и Рефера.
Он ничего не мог поделать – сознание упорно рисовало картину двух человек, зависших над слоем грязи. Но легкие, сказал он себе, легкие у них полны воды, которой они успели наглотаться, прежде чем их засосал ил, так что в ближайшие полчаса их еще можно будет спасти.
Джонс-Гордон вернулся к берегу вместе с ними. На воду спустили надувной плот, люди принялись прочесывать баграми бездонную грязь, стараясь нащупать тела.
Минуты через три они вытащили Рефера – серую безвольную массу. Шкипер с Кенлоном работали над ним попеременно, оказывая первую помощь, затем отослали на субмарину. Командор тоже вернулся на борт позаботиться о воскресшем, а Кенлон вновь перебрался на плот утюжить грязь.
Минут через пятнадцать на боевой рубке вспыхнул прожектор, подавая заранее условленный сигнал, что с Рефером все в порядке. Это еще больше подстегнуло поиски. Но прошел час, а Паннатта так и не удалось обнаружить.
Кенлон вспоминал его – маленького жилистого уроженца Айовы с веселыми черными глазами и привычкой делать все заранее. Слабое утешение приносило то, что он не был женат.
Одним из самых ужасных кошмаров военной службы было для Кенлона составление вдовам извещений о смерти. Хотя, с другой стороны, в человеке без дома и без друзей, если, конечно, исключить товарищей по службе вроде него самого, было где-то трагичное. Ведь бывало и так, что человек погибал, и о нем напрочь забывали через несколько дней.
В этот момент Кенлона отвлек Гайнишав.
– Сэр, мотоботу передан приказ возвращаться.
– Ладно, – кивнул Кенлон. Разумеется, не оставалось сомнений, что пора прекращать поиски – время вышло, и Паннатта теперь уже ничто не могло спасти. Но такая перспектива угнетала Кенлона, он чувствовал себя предателем.
К его удивлению, Джонс-Гордон поднялся наверх и подошел к нему, когда они вернулись со злополучного места.
– Приходится лично проверять выполнение приказа, – объяснил капитан-лейтенант. – Люди недовольны прекращением поисков, но даже найди мы сейчас Паннатта, осталось бы только похоронить его в море. Вы согласны?
Кейлон кивнул.
– Что будем делать, Билл? – продолжал командор. – Я имею в виду грязь.
– Я не видел ничего подобного, сэр, – покачал головой Кенлон. – Грязь такая жидкая, что даже не образует сверху корки. С трудом укладывается в голове, что весь берег состоит из грязи. Надо проверить в других местах…
Джонс-Гордон нахмурился.
– Что ж, проверьте, – распорядился он.
– Спасательные работы отставить? – удивился, вопреки своим мыслям, Кенлон.
– Отставить, – кивнул капитан.
Одно дело рассуждать о ненужности спасательных работ, другое – действительно прекращать их. И пока они осторожно двигались вдоль берега, время от времени исследуя обманчивую и убийственную землю, Кенлон не оставлял тщетных попыток отыскать пропавшего моряка.
Он удивлялся сам себе: почему после того, как он видел столько погибших раньше, смерть Паннатта произвела на него столь гнетущее впечатление? Наверное, дело было в том, как погиб Паннатт. Утонуть в грязи – что могло быть ужаснее? Или все дело в окружающей обстановке?
Окружающая обстановка! Неужели они действительно оказались в 24999 году? И эта серая грязь – бывшие континенты?
Глава 6
Язык крылатого оказался очень трудным для изучения, a тому, в свою очередь, очень тяжело давался английский. Обычные слова, вроде: рука, нога, крыло ста навились просто непонятными, когда их произносил крылатый. А усилия Кенлона имитировать мелодичные звуки человека-птицы заставляли его наставника лишь печально качать головой.
Но как бы там ни было, чувство крайней необходимости договориться друг с другом сдвинуло дело с мертвой точки, и к концу четвертой недели они с легкостью могли писать на обоих языках, хотя разговорная речь оставалась пока на школьном уровне.
На тридцатый день Кенлон почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы пригласить Джонса-Гордона для разговора с пленником. Всю последнюю неделю он, на основе еще небольшого словарного запаса, подбирал образные выражения крылатого и настойчиво перекладывал их на английский. Так он сумел составить вопросник.
Он разбил его на две части и, управившись с первой, долго смотрел, как крылатый пишет ответы сначала по-английски, затем на своем языке.
В общем, к концу месяца Кенлон решил, что добился своего. Весь этот месяц «Морской Змей» неподвижно покоился в зыби серого моря под неизменным облачным небом в миле от страшной земли, которая вовсе не была землей.