И все же, все же… В глубине души закаленного в боях воина и умудренного политика шевельнулось сейчас тревожное подозрение.
Он разберется с этим позже, а сейчас ему нужно успокоить это юное создание, которое стояло перед ним, словно ожидая приговора. Он постарался улыбнуться как можно непринужденнее и предложил ей занять место за столом.
Во время трапезы, девушка почти не притрагивалась к еде и разбавленному вину, стоявшим перед нею. Марко видел, как на ее лице смешивалось еле сдерживаемое нетерпение и желание держать себя по-взрослому достойно и невозмутимо. Но у нее это плохо получалось, напряжение за столом возрастало, и Веньер решил начать непростой для обоих разговор.
— Я думаю, ты догадываешься, Виттория, что у меня были веские причины забрать тебя из дома Пьетро и Мартины Каноттти? — спросил он.
— Да, сеньор. Я думала об этом, — кратко ответила она, оживившись в предвкушении самого важного для нее сейчас разговора.
— Ты должна знать, что находишься здесь по воле твоей покойной матери.
— По воле моей матери? — растерянно переспросила девушка. — Мне никогда о ней не рассказывали. Я знала лишь, что она отправляет деньги на мое содержание.
— Она но не могла воспитывать тебя сама, но, несомненно, любила и переживала о твоей дальнейшей судьбе. Я знал ее когда-то и был ей хорошим другом. Именно поэтому она доверила мне заботу о тебе после своей смерти.
В большом зале на несколько бесконечных мгновений воцарилась гнетущая тишина. Виттория как-то внутренне сжалась, пытаясь осознать услышанное. А потом, словно под властью какой-то внезапной догадки, спросила с неожиданной, ошеломившей Марко почти детской прямотой:
— Вы мой отец?
— Нет, о нет, я совсем не это хотел сказать, Виттория, — советник дожа впервые за много лет, смутившись, не мог подобрать слова в ответ на заданный собеседником вопрос. — Просто мы… Просто ее судьба была мне небезразлична. И потому, когда пришло ее время предстать перед Всевышним, она попросила меня позаботиться о тебе. Она предчувствовала, что Канотти не смогут этого сделать, если выплата содержания внезапно прекратится. Она опасалась, что они или отправят тебя в монастырь, или постараются заключить выгодную брачную сделку, поскорее выдав тебя замуж за любого проходимца.
Последнюю фразу Марко добавил уже от себя, истинных опасений ее матери, девушке знать было не обязательно.
Виттория вспомнила события сегодняшнего бесконечно длинного дня, искаженное дьявольской гримасой лицо Паприцио Фьятти, выскочившего из дома словно грешник из адского котла, и ее худенькие плечи нервно передернуло.
— Значит, теперь вы будете устраивать мою несчастную судьбу, как часто говорит сеньора Мартина? — все так же бесхитростно поинтересовалась она.
Марко не без удивления отметил, что от своей матери девушка определенно унаследовала способность к утонченному сарказму.
— Судьба твоя теперь не будет несчастной, Виттория. Я не привык бросать слов на ветер, и ты займешь то положение, которого по праву заслуживаешь.
— Вы тоже станете искать мне мужа, только более богатого и знатного, чем Фьятти? — она пронизывала его своими невинными, но умными глазами. Эта крошка хорошо усвоила недавний жизненный урок, который был преподан ей в доме Канотти.
Ее непосредственность и прямота сбивали ее собеседника с толку. Обычно женщины либо покорно соглашались с каждым его словом, либо откровенно заигрывали, упражняясь в светской беседе, плетя кружево метафор и полунамеков.
Его голос стал неожиданно серьезным и строгим.
— Ты ошибаешься, полагая, что я хочу побыстрее сбыть тебя с рук. Тебе действительно понадобиться муж, но клянусь, это будет один из самых достойных людей, а твое приданое отметет все вопросы, связанные с твоим происхождением. Через два дня мы отправимся в одно из моих поместий вдали от Венеции. Там будет твой новый дом, где ты станешь жить под присмотром дуэньи и обучаться всему, что должна знать и уметь девушка на выданье. А когда придет время, ты решишь сама, кто будет достоин твоей руки. Я же не собираюсь принуждать тебя и склонять к нежеланному браку.
Она слушала внимательно, неотрывно и завороженно следя за его губами, произносившими эти высокопарные речи. А он вдруг подумал, как этот роскошный синий цвет платья идет к ее тициановским волосам, как оттеняет ее тонкую нежную кожу… и ангельскую красоту.
Кажется, ему удалось развеять ее опасения, и тревожные всполохи больше не читались в широко распахнутых глазах, сменившись такой доверчивостью и открытостью, что у него невольно сжалось сердце.