Утро, по своему обыкновению, не выгнало сенатора Веньера из дома. Слуги тихонько перешептывались, скрывая радостные смешки, что у новобрачных наконец-то наступил настоящий медовый месяц. Слыша в ответ на осторожный стук в дверь грозный ответ своего хозяина, они оставляли приготовленный поднос с едой около супружеской спальни и деликатно удалялись. Беатрис, в свою очередь, как могла оберегала покой Марко и Виттории. Дважды посланник дожа уезжал обратно с заверениями сеньоры Гритти в том, что ее брат еще не вернулся из поместья, где проводит время со своей молодой женой.
Веньер погрузился в мир обретенного счастья, не уставая дарить Виттории свою любовь и ласку, позволяя ей делать все новые и новые восхитительные открытия в мире чувственных удовольствий.
— Чего нам ждать, Марко? Наемники французского короля не оставят меня в покое… — спросила Виттория, когда туман первых восторгов страсти стал рассеиваться и она осознала, что возвращение к реальности неизбежно.
— Блеф Фьятти был очевиден, ему нужно было запугать тебя, заставить отказаться от брака со мной и выгодно продать противникам Беарнца, задумавшим династическую интригу. Но теперь ты полноправная жена венецианского патриция, и будущая мать его детей. Ты больше не опасна для французской короны.
Он притянул Витторию к своему сердцу, оставив целомудренный, успокаивающий поцелуй на кончике ее гордого, чуть вздернутого носика.
— Никогда не сомневайтесь сеньора Веньер, в том, что любого врага, вставшего на пути к нашему счастью, будет ждать участь Паприцио Фьятти, — строго сказал он, и светлая зелень в его глазах на мгновение наполнилась свирепым львиным блеском, не оставлявшим повода для сомнений.
Марко так и не удалось выяснить, кем были загадочные французы, пришедшие к ним на помощь в ту страшную ночь. Их словно поглотил туман, разошедшийся над Лагуной в сырой темноте. Были ли это посланники короля из Наварры, узнавшего о планах легистов насчет Виттории и решившего сменить гнев на милость? Или случайные прохожие, люди чести, услышавшие звуки сражения в доме и увидевшие, как стая головорезов атакует венецианского патриция. Возможно когда-нибудь он узнает и отблагодарит спасителей, ведь судьба не раз показывала ему, что части любых головоломок в конце концов складываются, а тайны выходят на свет, даже если на это требуется целая жизнь.
Последняя неделя перед Великим Постом была наполнена звуками ежегодного карнавала. Светлейшая вновь открывала свои обьятья искателям всевозможных удовольствий и чудес.
В кварталах Пьяцетта, Рива де Скьявони, на площади Святого Марка разыгрывались кукольные комедии, а бродячие астрологи с затуманенным взглядом и гадалки в пестрых нарядах предсказывали будущее, уличные акробаты заигрывали со смертью на глазах охающих зевак, балансируя на невесомых канатах, натянутых между окнами палаццо, или выстраивая человеческие пирамиды. Страшным потусторонним голосом разговаривали чревовещатели, укротители показывали дрессированных хищников, привезенных из далеких стран, уличные артисты разыгрывали фривольные, а порой непристойные пьески. Патриции и простые горожане, играли в мяч, а на центральной площади устраивали бой быков или «охоту» на медведя. Казалось, что по улицам Венеции течет разноцветная река.
Каждый, скрыв лицо под праздничной маской, мог назначать свидания и смертельные дуэли. Счастливые пары отплывали от пристани в легких гондолах, растворяясь в пьянящей свободе этих благословенных дней. Над многочисленными каналами разносились звуки баркароллы. Воздух напоминал дивный напиток, сотканный их ярких огней, вечерних туманов, азарта, любови и ревности.
Виттории нравилось выходить из дома в сопровождении Марко. Маска позволяла им как и другим жителям Светлейшей быть неузнанными, предаваясь всеобщему веселью: слушать уличных музыкантов, останавливаться у шатров бродячих артистов, танцевать, любоваться яркими огнями бессонного праздничного города, скользя в гондоле по глади Большого канала. Там, вдалеке от шумной разноголосой толпы, под сенью звезд, она забывалась в его долгих и страстных поцелуях, отрывистых нежных признаниях, произносимых приглушенным хриплым голосом, поддаваясь чувственной и греховной атмосфере в которой утопал весь город.
Уже заполночь, возвращаясь в палаццо Веньеров, Марко вносил ее в дом немного уставшую, сонную и ошеломленную торжеством карнавала, но все еще жаждущую его ласк. Сам помогал снять платье и башмачки, позволяя ей невинно но безжалостно кокетничать, разжигая в нем и без того бушующую страсть. Магия женственности, которой щедро одарила Витторию природа раскрывалась в ней с каждым днем все ярче, под его внимательными руками, нежными и жаркими поцелуями.