— А вы сами? Есть ли у Вас какие либо версии или догадки на сей счет? — Марко понимал, что Шико набивает себе цену, устраивая этот спектакль с ненужными расспросами, но кто сказал, что будет легко добиться хоть какой-то зацепки к разгадке тайны и полной ясности в этом запутанном деле? И, черт возьми, ему самому как воздух нужна была эта ясность. Поэтому он не давал воли своему раздражению поведением лукавого шута. Он ответил честно и прямо, о том, что не переставало занимать его мысли все последние месяцы:
— Я думаю, тайна рождения Виттории неразрывно связана с тем памятным визитом, что Генрих Валуа нанес когда-то в Светлейшую…Однако, я не уверен, насколько было бы возможным…учитывая его склонности…
Было бы возможным что? — француз определенно испытывал терпение Веньера, — Что наш покойный король мог произвести на свет потомство?
— Именно так. Ведь всем известно, что у него не было ни законных детей, ни бастардов…
— Хм. Это всего лишь означает…,что у юной Виттории может быть совсем другой отец. Ведь ЭТА мысль не дает вам покоя больше, чем все остальное?
Марко поймал себя на мысли, что с ним играют, как с безмозглой мышью, зная наперед все ответы. Слишком велико было искушение сжать горло наглеца железной хваткой, но он вновь сдержался. Кровь бросилась в лицо, сердце замерло от страшных подозрений. Да, вот он момент истины! Вот его очередное наказание за грехи прошлого! Неужели все те чувства, что неожиданно разбудила в нем Виттория, были чудовищным преступлением перед божьими и людскими законами?
Советник дожа почувствовал, что ему не хватает воздуха. Сейчас на его лице можно было прочитать все: страх и растерянность, боль и неприкрытое раскаяние. Знаменитый Шико обезоружил своего собеседника, обнажил его истинные чувства и теперь наслаждался триумфом.
Еще несколько долгих минут он наблюдал, как могущественный венецианский адмирал пытается вернуть себе прежнюю невозмутимость, а потом сказал, словно палач, в последний момент снимающий петлю с шеи приговоренного.
— О нет, сеньор Веньер. Не стану мучить Вас далее. Как бы странно это ни звучало, но все же …ваша воспитанница, дочь куртизанки Вероники Франко — последняя лилия Валуа!
Марко потребовалась несколько мгновений, чтобы осознать услышанное. Говорит ли старый лис Шико правду или вновь водит его за нос? Тот же продолжил почти бесстрастным тоном:
— Да. Сейчас эта девушка, как кость в горле Его Наваррского Величества. История Франции изобилует примерами, когда бастарды становились не менее опасны короне, чем законные наследники. Стоит только им стать орудием чьих-то коварных планов, — продолжил француз.
— Вы хотите сказать, что Генрих всерьез рассматривает Витторию как угрозу своей власти?
— Именно это. Его трон все еще не прочнее ярмарочного шатра. А враги бродят вокруг, словно голодные гиены, выискивая возможность его свалить.
— Но дочь куртизанки никогда не сможет носить корону, даже если в ее жилах течет королевская кровь!
— Ох, как Вы наивны адмирал. Простите за дерзость, словно агнец божий — Шико громко рассмеялся, но глухой кашель тут же перебил его веселье, — Того, что не положено ей, легко может добиться ее будущий муж, после рождения королевского внука. Среди противников Генриха во Франции найдется немало желающих заполучить такой лакомый кусочек. Многие из них- потомки королей, жаждущие власти и готовые на все, лишь бы приблизиться к своей цели. Если кто-то узнает о побочном ребенке Генриха, в его руках будет ключ, открывающий ящик Пандоры. А это — новая грызня, новая смута, это реки крови, от которых страдают ни в чем не повинные люди…Франция устала от войн за престол. Это то, что не должно случиться вновь.
— Значит, Вы поддерживаете намерения своего короля в отношении Виттории? — рука Марко непроизвольно сжала эфес, в душе поднималась волна гнева.
— Спокойнее, спокойнее, сенатор. Неужели Вы решили заколоть меня, прежде чем я смогу дать Вам добрый совет и заплатить за ту давнюю услугу, что Вы когда-то оказали мне и ныне почившему королю?
— У меня и в мыслях такого не было, месье д Англере. Но если Вы желаете зла моей воспитаннице, то будьте готовы приобрести в моем лице заклятого врага.
— Ваш праведный гнев вполне понятен. Но ведь Вы не сможете всегда гарантировать ей полную безопасность, разве что…она перестанет быть угрозой моему суверену, при этом оставаясь в живых.
— Что Вы имеете ввиду?
— Постриг. Тихий, удаленный от мирской суеты и власть предержащих монастырь…с суровым уставом… с высокими стенами…Кажется у вас имеются связи в ордене клариссок?
Марко сглотнул, нервный спазм сковал его горло. Она — юная и прекрасная как ангел, со своей жизненной силой и энергией, просыпающейся женственностью, должна была провести свой век в мрачных монастырских стенах, так и не познав всех даров мирской жизни. Разве такой участи Вероника желала для своей дочери? Для этого ли она доверила ему судьбу девушки, видевшей так мало любви и заботы?
Словно угадав его мысли, Шико с хитрым прищуром продолжил:
— Согласен, это слишком печальная развязка, хотя и спасет ей жизнь. Но есть еще один выход, я бы назвал его в некотором смысле более приятным, как для нее, так и для Вас, сенатор.
— Я не понимаю, к чему Вы ведете.
— Все вам ясно как божий день, не надо лукавить. Женитесь на ней. Сделайте ее сеньорой Веньер, нарожайте с ней кучу маленьких венецианцев… И вот тогда уже никто их французских претендентов и тайных сторонников Генриха Валуа (упокой Господь его душу!) не сможет воспользоваться девушкой и ее происхождением на пути к трону, произведя на свет королевского внука-француза. Я же, при некотором везении и тщательно продуманных аргументах, смогу убедить моего короля оставить в покое бедную сироту, развею его страхи и сомнения. Поверьте, став женой венецианского патриция, она перестанет быть угрозой французскому престолу и получит в вашем лице лучшего защитника из всех возможных.
Веньер встал со своего места и подошел к маленькому оконцу, чтобы скрыть те чувства, что вызвали в нем слова Шико. Искушенный царедворец казалось видел насквозь его мысли и переживания. Сколько раз Марко боролся с той невозможной губительной нежностью, которую испытывал к Виттории! И эта нежность никогда не была отеческой, как бы он не не проклинал себя за это.
Придя в себя и вновь повернувшись к собеседнику, он проговорил севшим голосом:
— Почему Вы так уверены в том, что Генрих Валуа действительно отец Виттории?
— Все дело в стихотворном послании прекрасной сеньоры Франко…Знаете, женщина ее ума не стала бы в открытую намекать на то, что после визита короля у нее остался неожиданный «сувенир». Но и умолчать об этом не смогла. Через несколько месяцев после нашего отъезда из Венецианской лагуны, мой монарх был приятно удивлен небольшим письмом со стихами, посвященными ему, к которому прилагался миниатюрный портрет рыжеволосой чаровницы. Я сазу же смекнул, что за ним может скрываться какая-то тайна. Не могла же венецианская Венера вдруг, ни с того ни с сего, напомнить о своей мимолетной связи с королем Франции таким вот сентиментальным, но рискованным способом.
С этими словами дипломат достал из складок своего бархатного плаща небольшой сверток и протянул Марко.
Внутри оказался конверт с пожелтевшим от времени листком бумаги, которая все еще хранила едва уловимый аромат знакомых духов.
— Вот и оно. Можете прочесть.
Марко осторожно прикоснулся к листку, узнавая ее изящный почерк. Глаза бежали по ровным строкам, которые были адресованы другому мужчине. Но сейчас Веньер с удивлением отметил, что это обстоятельство больше не будило в его душе ни ревности, ни гнева: