— Я не верю в это. Ты не думай, многие не верят, Лион.
— Ага. Чего же улицы тогда пустые?
— Вчера ночью Колдун приказал никому не высовываться. И Бобрикус его поддержал. Люди привыкли соблюдать правила.
— А что еще говорил Колдун? — полюбопытствовал я.
Пряник замялся, нахмурился, запахнул плотнее серый байковый кафтан, прячась от осеннего ветра. Я не к месту подумал, что никогда не видел приятеля в простецком кафтане. Мать одевала его, как наследного принца: заказывала у портних модные, с золотыми позументами, жилеты и черные сюртуки, крахмалила белые и алые рубашки, заставляла наглаживать штаны и прилизывать воском волосы. Мы подтрунивали над его безупречной аккуратностью, а он и не думал обижаться. Пряник тоже был единственным сыном, отрадой для матери, а для отца, богатея Реуса, еще и наследником его торговой империи.
Когда я смахнул с глаз противную мокрую пелену, с удивлением увидел иного Пряника. Куда только делся жизнерадостный и приглаженный красавчик-кругляш! Теперь это был другой парень: вихрастый, напряженный, сумрачный. Он явно ускользнул из дома, в чем был (в окно, видно, сиганул), и наверняка долго искал меня, бегая по сырым туманным улицам.
— Колдун сказал, что тебя надо гнать из города, — наконец решился Пряник. Вздохнул, повертел в ладонях облако-шарик, будто теплой муфтой согревая замерзшие пальцы.
— И народ согласился?
— Нет! Но мнения у людей разные были… — уклончиво ответил Пряник. — Конечно, люди привыкли слушать Колдуна, он же живет кто знает сколько… Но твоего отца, Лион, тоже все очень уважают. Поэтому… ну просто решили посидеть по домам денек-другой. На всякий случай. Все-таки Колдуна многие боятся.
— Пряник… Давай уж совсем честно. Не Колдуна они теперь боятся, а меня. А ты? Ты почему не испугался?
— А я всегда за справедливость. Я же вижу: ты такой же, как был. Только…
— Только — что? — я насторожился.
— Только грустный очень.
— Загрустишь тут, пожалуй, — вздохнул я. — Спасибо тебе за поддержку! — я протянул Прянику руку и тут же испугался — вдруг он побрезгует прикоснуться к ладони опасного мертвеца, гнусного привидения? Но Пряник расцвел, превращаясь в прежнего простоватого добряка, и торопливо сжал мои пальцы.
— Пряник, тебя же, наверно, родители ищут. Сказано было — никому из дома не уходить. А ты ушел.
— Да нет, все нормально… Слушай, Лион! Я поговорю с родителями, они многое могут. У отца, ты знаешь, есть драконы. Если тебе в городе будет совсем плохо, он сможет отвезти тебя вместе с Воином Вадимом за Синие скалы. Я бывал там, когда летал с отцом за товаром. Там, в Синегорье, не так, как у нас, конечно. Но тоже нормально.
Я вспомнил родителей Пряника — плотно сбитого, черноусого, мрачноватого торговца эм Реуса. И эм Линду — высокую сухопарую женщину с поджатыми губами («Никому не позволю стащить конфетку!»).
Эх, Пряник, добрая душа! Не станут они помогать мне. Незачем им, людям уважаемым, состоятельным и солидным, ввязываться в некрасивую историю, идти против важных персон — Колдуна, Бобрикуса… Нет, не будут они рисковать торговлей, а уж тем более, жизнью.
Видно, невеселые мысли отразились в моих глазах, поэтому Пряник сказал поспешно и даже обиженно:
— Ты так о моих не думай. Ты их не знаешь.
— Спасибо тебе, Пряник, — искренне сказал я. — Но незачем нам бежать, будто мы грабители или убийцы какие-то. Мы ведь ни в чем не виноваты.
— Тоже верно… — по-взрослому согласился Пряник. — Может, все и наладится. И Крылатый Лев прилетит.
Чтобы не огорчать Пряника, я кивнул — и увидел, как из-за поворота выскочила, застегивая на ходу пуговицы долгополого плаща, длинная и тонкая, как школьная линейка, эм Линда. Она бежала, раскинув руки, и ее черный платок развевался на ветру, как пиратский флаг.
— Вон мать твоя, — кивнул я. — Устроит тебе сейчас.
Пряник спокойно встал.
— Ладно, пойду. Увидимся, — и пошел навстречу матери.
Я видел, как разгорячена эм Линда, и с червячком беспокойства полагал, что она подлетит ко мне и в пылу наговорит гадостей («Призрак! Мертвяк! Вон!»). Но она и не посмотрела в мою сторону. Схватив сына за локоть, она что-то принялась говорить ему — тихо и, похоже, не слишком сердито. Достав из круглой торбы накидку, она бросила ее Прянику на плечи, и он, не возражая, подвязал ее широкой тесьмой. А потом обернулся — и, подмигнув, помахал мне. Я махнул в ответ и отправился домой.
К тяжелым мыслям об исчезнувшем Крылатом Льве добавились другие переживания: я пытался придумать, как защитить отца и уберечь родной дом от лоботрясов. Эти подонки на все способны! Но моим думам никак не удавалось выстроиться в связную цепочку. Они валились в одну кучу, как бурые осенние листья, прилипали друг к другу, образуя один вопрос: «Почему я?!»