- Гроб в цветочек, - подали идею из зала.
- Можно и в цветочек, - согласился я, - а вот, давайте-ка я вам спою про конец света... Самая тема для субботы, да?
Тихо начинает отсчитывать сухой ритм метроном. Мягко вплетается соло. Пробно рыкает бас, и, словно смущенно - умолкает.
...Сегодня закончился мир,
Холодная ночь банкует.
Сегодня впервые за тысячи лет
Не случилось утра.
Во мраке пустых квартир
Незримая смерть танцует
Сегодня Господь сказал - ну все,
Привет... Уходить пора.
Народ улыбался. Народу нравилось. Бас уверенно зарычал, пробуя голос.
...Бьет океан волной пенной
В борт небоскреба моей вселенной
Так просто поверить в конец игры.
Так сложно - в твою измену...
Лысая Ванесса недобро сощурилась. По ком рычит бас? По ком звенит соло? По ком сухо и жестко тикает метроном.
Сегодня закончился свет,
Сегодня погасли звезды.
Я знаю, людей больше нет
Я остался последний...
Сегодня опять вчера,
И больше не будет утра
И бьет океан, и бьет океан
Огромной волною пенной...
А вот сейчас овердрайвом вас всех!!!
Бьет океан, трещат вышки,
Гаснет сигнал, рвется нить
Это конец света, ты слышишь!!!
Музыку словно обрезало и я, перехватив микрофон холодно, тихо, уверенно - шепотом, но так, что все услышали, проговорил:
...Ведь ты не могла
Просто так забыть
Мне позвонить...
Концерт - это стихия. Иногда мягкая и ласковая. Иногда - жесткая, почти жестокая, почти неуправляемая. Ей просто нужно дать то, что она хочет. И тогда - на сто процентов выживешь. Те, кто колет наркоту и режет вены... они этого просто не успели понять.
Сегодня стихия хотела от меня «Розу».
А я не мог. Просто - не мог.
Тогда - был всплеск.
А сейчас - просто работа.
Да ради Всевышнего, я дам «Розу», но это будет не та песня. Совсем не та. А стихия, зараза, на диво разборчива и генно-модифицированный суррогат не ест.
Я пустым взглядом обвеет притихший зал. Лица, лица, лица... Очень разные лица. Любопытные, равнодушные, злые, веселые, пустые... И... Взгляд споткнулся.
Лицо. Обычное, овальное лицо с неумело нанесенным «готическим» гримом. Большие глаза, темные ресницы и эти немного великоватые губы. А ниже, я чуть не поперхнулся, черное платье на корсаже с короткой пышной юбкой, отороченной вязаным кружевом, голые ноги, белые школьные носочки и - кеды на красной шнуровке. Дичь! Если есть на свете кавайная готика... или готическая няша, то это была она.
Губы улыбнулись, едва заметно, но я бы разглядел эту улыбку даже сквозь бетонную стену, не то что сквозь блики фонарей.
На секунду мне стало страшно. Но тут я заметил сбоку от девушки квадратную фигуру в чистой футболке, цивильных джинсах и невозмутимо-бдительным выражением лица. Фигуру, уместную здесь не более, чем «кавайные няши».
Значит, у нее все же хватило благоразумия взять с собой телохранителя. И то - хлеб.
Я как-то сразу успокоился и кивнул парням.
И они успокоились.
А что - ЭТУ «Розу» Джоули еще не слышала. Вдруг понравится? Чем черт не шутит, когда Бог спит.
После концерта его всегда немного трясло. Я знал, что это ненадолго - просто адреналин гудит в венах. Нужно дать ему перегореть или выпить очень сладкого кофе. Но соваться сейчас к стойке было форменным самоубийством.
- Я не помешанный, - тихо, убежденно сказал я, - не депрессивный, не асоциальный. Меня просто иногда все бесят. Это нормально.
Сашем спокойно кивнул. Он всегда был спокоен, за это я дико уважал маленького азиата. Къюз смерил меня внимательным взглядом, чуть помедлил - и кивнул.
Парней он убедил. Осталась мелочь - убедить себя.
- Давай я такси вызову к служебному входу, - предложил Къюз, - курткой лицо прикроешь и проскочишь.
- И так проскочу.
Къюз очень подозрительно глянул на меня:
- Хотел бы я знать, как ты это делаешь?
- Поверь мне, лучше тебе остаться невинным. Исходя из концепции, что всякое знание делает соучастником.
Къюз хотел, было, возмутиться, но Сашем прервал его, просто взяв за руку.
- Я на байке, - сказал он, - если хочешь - подвезу.
Оставшись один, я еще немного посидел, бездумно глядя в потолок. Клуб потихоньку пустел. Народ рассасывался. Бармен протирал стойку, уборщик шоркал шваброй со специальным раствором, пахло хлором. Пора было подниматься и уходить. Вниз, к стоянке такси.
Но меня почему-то потянуло наверх.
Вернее, не почему-то. Спустя полминуты я уже понял, что за струна звенит во мне так отчетливо. Голоса. Негромкие голоса, один из которых показался мне знакомым.
С детства я мучился из-за необыкновенно острого слуха. И дело даже не в том, что я слышал вещи мне не предназначенные - к этому быстро привыкаешь и начинаешь понимать, что никто не обязан тебя любить просто за то, что ты такой хороший.