Ко мне отнеслись спокойно. Как догадываюсь, я не первый и уж точно не последний. Мне отвели комнату, которую ранее занимали братья. Она была на втором этаже справа от лестницы, ведущей на второй этаж. Напротив была комната Жаклин, рядом с которой туалет, выгороженный уже после строительства за счет этой и соседней комнаты, гостевой, которую придерживали для матери хозяина дома, обещавшей приехать на пару дней. Слева от лестницы располагались родительская спальня, Я выбрал кровать у стены коридора, потому что от наружной несло холодом. На первом этаже топили камин, было жарко, но на втором тепла не хватало. Полы в комнатах, коридоре и ступеньки на лестнице скрипучие, незаметно не прокрадешься. Как вычислил, сыновья по ночам покидали комнату через окно.
За праздничным ужином, накрытым в большой столовой на первом этаже, сидели вчетвером. Нас обслуживала толстая пожилая негритянка Мамби, облаченная в белоснежный передник. На столе была запеченная индюшка с картофелинами с коричневатой корочкой и много сладостей. Из напитков — неразбавленный бурбон собственного производства из кукурузы. Как заверил хозяин ранчо, этот напиток его отец делал даже во время сухого закона, отдав богу душу во время дегустации очередной партии. Для дам было калифорнийское крепкое сладкое красное вино «Зинфандель».
Хозяйка дома прочла молитву и огласила:
— Христос родился!
Остальные дружно произнесли:
— Славьте его!
После чего приступили к трапезе. Вискарь был суровый. Даже со льдом продирал и вставлял отменно. Индюшка удалась, что я не преминул сказать и заимел друга в лице Мамби. Оказывается, она еще и повариха, и нянька, и посудомойка, и далее без остановок.
Около десяти часов вечера хозяин начал зевать, и родители свалили. Мы посидели еще с Жаклин. Она сильно опьянела, полезла целоваться, не обращая внимание на Мамби. Отвел ее сперва в свою комнату, а потом отнес удовлетворенную в ее, поцеловав по-отечески в щеку и укрыв толстым ватным одеялом.
97
На следующий день случилось то, ради чего, как я подумал, меня и пригласили. Перед поездкой Жаклин строго-настрого потребовала, чтобы я взял парадную форму. К двум часам дня к Беннетам начали съезжаться соседи целыми семьями на рождественский обед. Все на пикапах, потому что эта машина считается средством производства и не облагается налогами. Их-то я и встречал вместе с хозяевами во всей красе, позвякивая наградами. Именно ради меня они и приехали, потому что у всех остальных ничего нового, интересного не было. Я был украшением праздничного стола.
Дернув неразбавленного бурбона, я разошелся и нарассказывал такого, что даже у взрослых отвисли челюсти. Единственное, что им не понравилось, это то, что я счел японцев смелее американцев.
— Такого не может быть! — на правах хозяина высказал за всех Ричард Беннет.
— Еще как может! Я ни разу не слышал, чтобы американский летчик преднамеренно таранил японского, а они делают это сплошь и рядом. Атакуют лоб в лоб, чтобы, если не собьют из пушек и пулеметов, врезаться и погибнуть вместе. При этом летают без парашютов, чтобы не попасть в плен, — рассказал я.
— Варвары! — сделал вывод хозяин ранчо.
— А они считают варварами нас, и у них для этого больше оснований. В то время, когда Юлий Цезарь гонял дикие племена по острову Британия, у японцев уже были государства, — проинформировал я.
— Кто такой Юлий Цезарь? — спросил один из гостей, довольно взрослый дядька и с виду образованный.
Тут я и вспомнил, что для янки история человечества началась в тысяча шестьсот двадцатом году, когда первые протестанты основали колонию на континенте Америка.
Несмотря на умствования, я произвел на гостей хорошее впечатление. Женщины мне говорили, что мы с Жаклин хорошая пара, а мужчины — что из меня получился бы хороший шериф, а то нынешний — трусливое чмо, не способное усмирить обнаглевших сельскохозяйственных работников, которые постоянно требуют повышения зарплаты. Нет уж, похоронить себя в этой глухомани я не готов, хотя приезжать сюда летом на охоту и рыбалку не отказался бы.