— Пассажирский поезд номер пятьдесят «Астрахань-Москва», четвертый плацкартный вагон для некурящих мужчин, место пять. Поезд отправляется с первого пути в девятнадцать ноль пять. Прибывает в Москву на Саратовский вокзал завтра в девятнадцать тридцать девять, — сообщила она, отдав мне билет и требование.
До отправления оставалось больше часа. Я отправился в буфет, в котором было пусто. Пухлая дама с ярко-красными от помады губами, стоявшая за стойкой, посмотрела на меня с интересом. Наверное, потому, что в продаже были только вино, водка, коньяк и чай без сахара. К ее огорчению, я остановился на последнем, взяв за рубль два стакана. Ужин и питание на следующие сутки мне выдали в авиашколе сухим пайком: буханка хлеба, два куска жареной рыбы, четыре вареных куриных яиц, две банки тушенки свиной, две пачки галет, кулечек из газеты с сахаром и второй поменьше с солью. Сев за столик, умолол с хлебом жареную рыбу, которая сегодня на ужин, запивая подслащенным чаем. Нынешний вариант «Жизнь удалась!».
На выходе из буфета меня тормознул патруль из молодого пехотного лейтенанта и двух рядовых с винтовками. На левой руке у них красные повязки с черными буквами «ВП (военный патруль)».
— Предъяви документы, товарищ сержант, — потребовал офицер старавшийся казаться строгим.
Я достал из внутреннего кармана шинели военный билет и приказ о переводе в другую воинскую часть. Теперь у меня железобетонная ксива с четкой фотографией и не расплывшимся текстом и печатями.
Лейтенант внимательно прочитал всё, после чего вернул, спросив:
— На фронт?
— Так точно! — бодро ответил я.
— Мы тоже скоро, — выдал он военную тайну и пожелал: — Удачи тебе!
— Взаимно! — сказал я.
Вагон был почти пустой. Во втором купе ехал только я. В сторону фронта движение было слабое. Проводник лет тридцати в синей форме железнодорожника с черными петлицами принес мне комплект постельного белья и темно-синее шерстяное одеяло, получил положенные восемь рублей. Я переобулся в тапочки, спрятал в отсек под своей нижней полкой сапоги с портянками, вещмешок, сагайдак, шинель и шапку. С третьей полки достал свернутый матрац с подушкой в середине, застелил. Спать не хотелось, поэтому лег поверх одеяла и начал думы думать.
Обиды на семейство Суконкиных, из-за которых оказался здесь, уже ушли, как и сожаление о потере той красивой жизни. Я втянулся в новую эпоху, освоил её новояз и правила поведения, главное из которых «Молчание — свобода». Длинный язык нынче доводит, минуя Киев, аж до Колымы. До конца войны, если опять не приводнюсь на самолете и не перемещусь, шансов свалить заграницу не будет. Если доживу на свободе, подамся в Мурманск, где устроюсь моряком или летчиком. В первом случае сойду в каком-нибудь иностранном порту и попрошу политическое убежище, во втором совершу вынужденную посадку на территории Норвегии и не пожелаю возвращаться в СССР.
10
Поезд ехал медленнее царских из-за более продолжительных остановок, во время которых паровоз бункеровался углем и водой. Саратовский вокзал оказался будущим Павелецким. Рядом была станция метро с таким названием. Проводник подсказал мне, что поезд на Ногинск отправляется с Курского вокзала, до которого можно добраться на метро. Внутри станции «Павелецкая» было необычно мало людей, хотя сейчас многие должны возвращаться с работы. На схеме всего три короткие ветки: зеленая, синяя и красная. Из двух касс, продававших бумажные билеты, работала одна, и в очереди стояли всего два человека.
— Товарищ военный, тебе билет не нужен, — подсказала мне женщина в форме железнодорожника с красной полоской на петлицах, как у ефрейтора.
Турникетов не было. Вместо них перед эскалатором вниз стояла еще одна женщина в форме, которой пассажиры показывали билеты. Поезда ходили с интервалом минут десять. Они похожи на те, в которых я катался в конце двадцатого века, только диваны обтянутые черной кожей, толще, мягче. Внутри тоже был кондуктор-женщина, которая проверила и прокомпостировала билеты пассажиров и на следующей остановке перешла в другой вагон, даже не глянув на меня.
На второй остановке «Площадь Свердлова», будущая «Театральная», я перебрался на «Площадь революции» по наземному вестибюлю. Станции пока не соединены длиннющим подземным переходом, в котором в часы пик в обе стороны будут быстро шагать плотные колонны москвичей и гостей столицы. Проехал одну остановку до «Курской», поднялся на поверхность, выйдя рядом со зданием вокзала.
В воинской кассе пожилая женщина-кассир, ознакомившись с требованием, сообщила: