Через три минуты повернул влево, на восток, убедился, что в небе выше нет «Ме-109», поднялся до двухсот метров. Полет над верхушками деревьев требует слишком много внимания. Еще минут черед десять, когда уже точно был над нашей территорией, поднялся под облака, чтобы определить, где нахожусь. Город Калинин большой, виден издалека. Высматривал его впереди, но оказался сильно влево. Наш аэродром возле западной окраины, куда и направился.
Меня явно не ждали, судя по тому, как заспешили к самолету, катящемуся к своему месту на стоянке. Остановившись, я расстегнул замок на груди, освободился от ремней, открыл фонарь, попробовал встать резко — и рухнул на сиденье, потому что закружилась голова. Вторая попытка была осторожной. На крыло залез Аникеич, помог мне выбраться из кабины.
— Ранен? — спросил он.
Я скорее догадался, чем услышал, ответил:
— Контужен. Говори громче, плохо слышу.
Оружейник Баштырев Дима, девятнадцати лет, бывший слесарь, призванный в августе, принял меня внизу, поддержал, потому что покачивало, прокричал подошедшему командиру полка, который что-то спросил:
— Он контужен, говорите громче.
Я, держась за плечи оружейника и механика, доложил:
— Товарищ подполковник, задание выполнено, понтонная переправа уничтожена. Одного из наших сбили «мессеры». Кого именно, не разглядел.
— Юдакова! — прокричал командир полка. — Горбулько доложил, что тебя сбили зенитки!
— Нет, я угадал бомбой в грузовик, который ехал по мосту, а в нем, видать, были боеприпасы. Меня и кувыркнуло, очнулся возле земли, — сообщил я.
Приврал, наверное. Скорее всего, меня догнала взрывная волна сброшенных мною бомб, потому что летел слишком низко, но кто признается, что поступил, как тупой лошара⁈
— Мост же был взорван Горбулько⁈ — удивился он.
— Нет, они промазали, — возразил я.
Подполковник Пивенштейн посмотрел на командира звена, который стеснялся подойти ближе, перевел взгляд на меня, решая, наверное, кто соврал.
— У меня кинопулемет установлен, — пришел я на помощь.
В полку есть несколько этих аппаратов. Снимают во время стрельбы со скоростью восемь-десять кадров в секунду, так что «кино» получается забавное, скорее, набор фотографий, но не поэтому никто не хочет устанавливать их на свой самолет. Во-первых, без аппарата можно заявить о каком угодно количестве уничтоженных целей; никто не сможет подтвердить, но и опровергнуть тоже. Во-вторых, иногда надо будет сделать еще одни пролет над целью, чтобы зафиксировать нанесенный ущерб, и еще раз попасть под обстрел зениток или нарваться на вражеские истребители. В-третьих, как догадываюсь, деревенские парни просто не хотели связываться с мудреной техникой.
Командир полка приказал подошедшему рядовому-фотометристу — сутулому мужичку сорока шести лет, бывшему сотруднику городского фотоателье:
— Быстро прояви фотографии и принеси мне, — а потом поддерживающим меня: — Отведите его в лазарет.
— В землянке отлежусь, — отказываюсь я. — Дима меня проводит, а ты, Аникеич, посмотри, что там с хвостом, тянуло влево.
Еще до обеда была проявлена пленка, запечатлевшая целехонькую понтонную переправу с движущимися грузовиками, по которым я стреляю из пулемета. После приема пищи (мне принесли в землянку вместе с двумястами граммами коньяка) прошло собрание коммунистов Первой эскадрильи, двух человек, в присутствии военного комиссара полка (майора) Полозова, на котором был переизбран парторг. Новый объявил старому строгий выговор и пообещал, что в следующий раз за подобное выгонит из коммунистической партии. Говорят, сейчас лучше не вступать в ряды этой организации, чем быть изгнанным из нее. С таким пятном в биографии ни на одну халявную должность не возьмут.
Меня перевели на место сбитого сегодня зенитками ведомого в звено командира Первой эскадрильи капитана Айриева Армена Тевановича, тридцатилетнего армянина, уроженца Нагорного Карабаха. У него вскинутые черные брови-арки, грустные темно-карие глаза, тонкие темные губы и такое выражение лица, будто хочет спросить: «Ребята, ну, что за фигня⁈». Неразговорчив даже по русским меркам, а по армянским, как догадываюсь, и вовсе немой. С инициативностью такие же проблемы. Зато хороший исполнитель. Лейтенант Горбулько теперь простой летчик. Ждет, когда отремонтируют его самолет.