Минут пятнадцать мы летим над нашей территорией на юг, потом поворачиваем на запад, пересекаем линию фронта. Вскоре я замечаю знакомый ориентир — круглую трубу из белого камня с двумя широкими полосами в верхней части, выложенными из красных кирпичей, обгоняю ведущего и показываю курс. Капитан Айриев, качнув крыльями, подправляет курс.
Склады — три длинных прямоугольных здания, огражденных каменными стенами — расположены рядом со станцией, на которую мы вышли, следуя вдоль железнодорожных путей. Заметив их, делаем горку. Для пустого «Ил-2» набор высоты — сложное задание, а с нагрузкой выше нормы и вовсе. Успев подняться метров до четырехсот и, наклонив носы, с такой же примерно дистанции выпускаем реактивные снаряды и почти сразу роняем бомбы: командир эскадрильи на среднее и правое здание, я на среднее и левое. По нам с обеих сторон палят четыре малокалиберные зенитные установки, по одной по обе стороны от железнодорожного полотна восточнее станции, две западнее. Мы делаем разворот с набором высоты и видим, что все три здания объяты пламенем, испускающим черный дым, такой густой, что, по моему мнению, должен быть липким. Я коротко стреляю в их сторону, чтобы кинопулемет зафиксировал результат, после чего отрываюсь от ведущего, который собирается добавить по складам из пушек, захожу на железнодорожный состав из черных цистерн, стоявший на станции. После первых же выстрелов загорается одна цистерна, потом другая… Двадцатитрехмиллиметровые снаряды запросто дырявят их, а трассирующие пулеметные пули поджигают вытекающую жидкость, скорее всего, бензин для танков.
Капитан Айриев, отстрелявшись по складам, улетает в сторону линии фронта, не пожелав последовать моему примеру. Приказа такого не было, а проявить инициативу — это не для него. Я делаю еще один разворот, бью по черному паровозу с красной звездой спереди на котле, наверное, трофейному, по двум целым цистернам сразу за ним, поджигая их. Остальные уже пылают, коптя не хуже складов. Заодно фиксирую результат. Сразу за зданием станции ухожу вправо и снижаюсь до бреющего полета, где зенитки не достанут. На пустынной улице замечаю простоволосого белобрысого пацаненка, который машет мне зажатой в руке шапкой. Покачиваю в ответ крыльями. Уверен, что он запомнит этот день на всю жизнь.
На аэродроме меня встретили, как ожившего покойника. Капитан Айриев вернулся один и доложил, что задание выполнено и что не знает, где и почему я потерялся. Молодой неопытный летчик, обычное дело. Скорее всего, зенитки сбили.
— Три боевых вылета есть, значит, и дальше будешь летать! — радостно говорит механик Аникеич. — А то едва познакомишься с летчиком, а он бац — и не вернулся!
Отдаю ему парашют, иду в штаб, где докладываю командиру полка, что вместе со складами уничтожен железнодорожный состав из тридцати четырех цистерн с бензином. Кинопулемет подтвердит.
25
Три дня в ремонте, потом два дня снегопада, и следующий боевой вылет. В полку пять исправных самолетов и два в ремонте. Звено, собранное из двух эскадрилий, летит поддерживать нашу пехоту, а нам с капитаном Айриевым опять дальний поход — на станцию Сычевка, где по данным разведки выгрузился батальон средних танков. Надо найти его и разбомбить. Цепляем по шесть «соток». При падении метрах в пяти от среднего танка они пробивают осколками броню и от взрывной волны расходятся сварные швы.
Сегодня тепло, небольшой плюс. Мартовское солнце тужится, выдавливая зиму. Поля покрыты свежим белым снегом, а вот дороги черные. Гусеницы бронетехники и колеса автомобилей намесили каши на них.
До линии фронта Армен летит ведущим, после нее — ведомым. Мы начали называть друг друга по именам в неслужебной обстановке. Он даже стал бриться по утрам, как я. Щетина у него темная, волосы растут быстро, и к утру похож на абрека. Если со мной примета не работает, значит, и с ним тоже не будет. В предыдущем вылете так и случилось. Ожидая, когда подвесят бомбы, я предложил командиру эскадрильи меняться местами после пересечения линии фронта, потому что лучше ориентируюсь на местности, а перед заходом на цель опять будет ведущим. Он согласился.