Мы летим вчетвером бомбить станцию Купянск. Истребители сообщили, что там выгружаются два эшелона. Солнце светит нам в спину. Впереди по земле бегут тени от самолетов, летящих на высоте сто метров, чтобы сразу прижаться к земле, если нападут «худые». Капитан Айриев летит впереди. Видимо, не хочет, чтобы Горбулько узнал, что обычно вывожу на цель я. Хотя в этом полете не трудно ориентироваться: увидели железнодорожные колеи и пошли над ними.
Перед станцией набираем высоту. В Купянске под выгрузкой всего один эшелон. Два было бы лучше, но заодно разнесем административное здание, депо, склад, пути, чтобы станция не могла функционировать. Запускаем по четыре ракеты РС-132, после чего скидываем мелкие бомбы, осколочные и зажигательные, из бомбоотсеков и по паре ФАБ-100 с внешних подвесок. По нам со всех сторон работают зенитки, в том числе и среднего калибра. При каждом попадании по самолету такое впечатление, что угодили в твое тело.
Делаем второй заход, обрабатывая из пушек и пулеметов горящие вагоны и автомобили, выгруженные с платформ, а заодно фиксируя нанесенный ущерб. Пока я был в ремонте, командир полка приказал всем опытным летчикам установить на самолете кинопулемет, потому что ему надоели «сказочники». Подполковник Пивенштейн имел в виду не только лейтенанта Горбулько. Приплюсовать пару танков или тройку автомобилей, уничтоженных во время налета — это святая обязанность каждого летчика.
На обратном пути на нас наваливаются две пары «Ме-109». Мы прижимаемся к земле, начинаем маневрировать. Капитан Айриев уходит влево, надеясь, что немцы сосредоточатся на паре лейтенанта Горбулько. Не тут-то было: два «мессера» садятся на хвост мне, другие два — ведомому лейтенанта Горбулько. Увидев это, я при второй атаке «худых» сбрасываю скорость, пропустив их вперед, после чего снизу сзади с малой дистанции начинаю долбить из пулеметов и пушек вражеского ведомого. Я вижу, как трассера вонзаются в фюзеляж, как отваливаются куски обшивки или какие-то детали, как появляется черный дым… «Ме-109» устремляется к земле. Теперь я выше. Догоняю его и добиваю короткими очередями из пулеметов и пушек, запечатлев на пленку момент, когда «мессер» врезается носом в склон покрытой зелеными кустами, длинной балки, отбросив оба полукрыла с черно-белыми крестами.
На бреющем направляюсь к линии фронта, а потом поднимаюсь выше и лечу к своему аэродрому. Скорость резко снизилась, потому что в левом крыле большая дырища. Наверное, снаряд зенитки пробил, а затем расширилась воздушным потоком или истребители добавили. В правом много узких отверстий.
При посадке на аэродром замечаю, что традиция соблюдена — самолет капитана Айриева и другие два уже на стоянке. Подруливаю туда же. Механик неотрывно смотрит на побитое левое крыло. Предполагаю, что подсчитывает, сколько сил и часов уйдет на ремонт. Прости, Аникеич, я не хотел!
Первым делом снимаю шлем, потому что голова мокрая от пота, и открываю фонарь. На крыле уже стоит оружейник Дима Баштырев.
— Ранен? — спрашивает он, намериваясь помочь мне выбраться из кабины.
— Нет, жду, когда Аникеич успокоится. Как бы не убил меня за такие повреждения, — шучу я.
— Вылазь, не бойся! — кричит снизу механик.
Я отдаю ему парашют и приказываю:
— Рисуй еще одну звездочку.
— «Мессер»⁈ — радостно спрашивает Аникеич.
— Он самый, — подтверждаю я.
На носу моего самолета с обоих бортов уже есть одна красная звезда, в центре которой написано белой краской «Ме-109». Если на аэродроме базируется еще какой-нибудь полк, мой «Ил-2» ставят ближним к ним, чтобы завидовали.
По новому приказу от семнадцатого июня мне положена премия в тысячу рублей за сбитый истребитель. Если бы завалил транспортник, получил бы полторы, а за бомбардировщик — две тысячи. Плюс по старому приказу — награда за два сбитых самолета, а вот выплату за них в полторы тысячи рублей отменили. Еще крайним вылетом с загрузкой в шестьсот килограмм бомб («сталинский наряд») я на одну четверть приблизился к премии в тысячу рублей за четыре таких.
32
Двадцать седьмого июня немцы атаковали Юго-Западный и Южный фронты. Я читал когда-то в будущем об ошибке Сталина, который решил, что летом будет продолжено наступление на Москву, и сосредоточил там основные силы. В итоге в нескольких местах фронты были прорваны. Враг вышел на оперативный простор. Местность здесь ровная, степи. Естественных препятствий мало. Зато и танковые колонны не спрячешь. Пыль, поднимаемая техникой, движущейся по степной дороге, заметана за несколько километров.