На вещевом складе, расположенном в новом деревянном доме, мне выдали перьевой матрац и подушку, две простыни, наволочку, серо-зеленое одеяло с черными полосами возле краев, два одинаковых вафельных полотенца для лица и ног («Смотри не перепутай!») и летний комплект формы: фуражку, гимнастерку, галифе, две нижние рубашки, двое кальсон, портянки, сапоги, кожаный ремень, синие петлицы, которые надо пришить самому, летные шлем, комбинезон, очки, перчатки, толстый шерстяной светло-серый свитер и брусок коричневого хозяйственного мыла, воняющего ядрено.
Вернувшись в казарму, я взял у баталера — пухлого ефрейтора, оставленного при школе из предыдущего выпуска по причине слабой летной подготовки — иголку и катушку черных ниток и занялся пришиванием, подшиванием, ушиванием своих вещей, а потом нанес на изнанке размоченной хлоркой сокращенно свою фамилию на одежде и полностью на внутренней стороне тульи фуражки. После чего переоделся и всё, пока не нужное, включая сагайдак и гражданскую одежду, сложил в ячейку сантиметров пятьдесят шириной, сорок высотой и глубиной с метр в деревянном трехъярусном стеллаже, которые были у всех четырех стен баталерки, выгороженной в дальнем конце казармы, приклеив к верхней планке бумажную полоску с фамилией и инициалами, написанными «химическим» карандашом, дающим при намокании чернильный цвет. Благодаря этим хлопотам, напоминавшим первый день в мореходке, я наконец-то почувствовал себя молодым.
2
7
На следующее утро после завтрака — два вареных куриных яйца, толстый ломоть хлеба, прямоугольный кусочек сливочное масла и оловянная двухсотграммовая кружка чая с тенью сахара — мне разрешили посетить поселок для приобретения предметов личной гигиены. Вообще-то, территория Качинской военной авиашколы пока не огорожена, так что можно идти, куда хочешь, лишь бы не попался на глаза командирам.
Красный Кут — поселок тысяч на десять жителей. Есть своя электростанция, машинно-тракторная мастерская, птицекомбинат, больница, полеводческое техническое училище, две средние школы, две библиотеки, детский дом, клуб. Как меня предупредили, среди местных много немцев из основанных в начале девятнадцатого века колоний Розенфельд и Лангенфельд. В продуктовых магазинах было пустовато. Крупы, макароны, мука, сахар, соль, дешевые конфеты и печенье исчезли. Остались водка «Московская особая» по одиннадцать с половиной рублей и четыре сорта трехзвездочного коньяка по одинаковой цене — шестнадцать за бутылку, соленая акула (как она сюда доплыла⁈) по рублю за килограмм, маргарин по двенадцать, твердый сыр по двадцать три, шоколадные конфеты «Мишка косолапый» по двадцать четыре с половиной, грузинский чай третьего сорта за стограммовую пачку шесть девяносто, индийский первого — червонец… В торгующих промышленными товарами тоже не густо — мелочевка и одежда, уродливая и дорогая: пальто по четыре с половиной сотни рублей, костюмы от двухсот семидесяти, обувь от восьмидесяти, рубашки от тридцати семи… Зарплата рабочего сейчас триста-четыреста рублей, инженера — шестьсот-семьсот, летчика-лейтенанта — семьсот пятьдесят.
Рынок представлял собой два длинных двойных ряда деревянных прилавков под крышами и утоптанной площадкой рядом, на которой торговали с рук. Продавали в основном урожай с собственного огорода и улов в свежем или вяленом виде из реки Еруслан, на правом берегу которой находился поселок. Я достал из вещмешка костюм, повесил на руку и стал с краю. Не пристало летчику толкаться среди торгашей. Подходили покупатели, мяли ткань, смотрели внутренние швы, узнавали цену в триста рублей и шли дальше. Я собирался уже скинуть полтинник, когда подошли два белобрысых немца, отец и сын, с простоватыми крестьянскими физиономиями. Последний был моего роста и комплекции. Отец начал дотошно осматривать костюм.
— Пошит в Одессе у частного портного в середине июня. Надевал всего раз пять, берег для занятий в университете, — прорекламировал я.