Огрон не успевает оборачиваться. Он рычит, он пытается атаковать, только бормочет о том, что убьет их всех. Но Лейла не слышит. С Винкс что-то случилось, но теперь она даже не та, которую он когда-то почти добил здесь же. Они поменялись местами.
Лейла – уже не фея с принципами “не нападай на слабого – защищай его”. Теперь у нее новая установка: если есть возможность добить – сделай это, не жалея сил.
И в конечном итоге она вырубает его.
Огрона будто выдергивают в реальность от ужасающей боли. Он пытается поднять глаза и видит, как Лейла очень медленно, методично, так, будто давно к этому готовилось, на кусочки режет розовыми переливающими клинками его правую ногу, которая отсутствует почти до колена.
Огрон чуть не отключается снова от болевого шока, а затем его берет злость. Он пытается дернуться, но Лейла лишь сильнее всаживает в его кожу недавно созданный клинок.
- Чем хорош морфикс, – небрежно замечает она, – так это тем, что его свойства почти не изучены. Странное волшебство, странная субстанция, способная принимать любую форму, которую пожелает ее хозяин.
Огрон молчит. Лейла тем временем переходит к левой ноге, с наслаждением срезая кожу. Огрона мутит, боль все нарастает, но желанного забвения не приходит.
- Дракон... – бормочет Огрон из последних сил.
- Дракон не поможет, – заявляет эта сумасшедшая. Огрон понимает, что она съехала с катушек. – Никто не поможет.
И продолжает кромсать его, медленно, очень ровно, разрезая его кожу, как желанный торт на маленькие кусочки, тщательно смакуя, растягивая наслаждение. То, что уже отрезано, летит в стороны на белый снег. Огрон истекает кровью, что пачкает руки Лейлы. А она не останавливается.
- Ведь уже два с половиной года прошло, Огрон. Помнишь? Я вот не забыла, – улыбается Лейла.
- Мстишь, – находит в себе чудом какие-то силы усмехнуться Огрон, – только это не принесет тебе удовлетворения.
- Ошибаешься, – также усмехается Лейла. Огрону становится совсем не весело.
- Он убил Думана. А мы убили его. Око за око, фея.
- А я убиваю тебя. Око за око, – соглашается Лейла.
На ее спине багровым цветом вспыхивает клеймо. А в глазах полыхает ярость. И злость. Первобытная, кровожадная.
- Но твоя смерть – это так, всего лишь капля в небольшом море, – продолжает она. – Ты будешь страдать, Огрон. Ничего, – произносит фея, глядя в глаза своего врага, – скоро ты закричишь.
Огрон лишь заходится кашляющим, почти лающим смехом.
Но вскоре ему становится совсем не смешно.
Вскоре он молит Дракона о забытье, молит, чтобы позволил ему хотя бы потерять сознание, но ничего не помогает. Когда кажется, что спасительная темнота вот-вот накроет, резкая вспышка боли возвращает в реальность, и тогда Огрон кричит, бьется в конвульсиях, пока фея чуть ли не вгрызается этими своими клинками в его руки. Она отрывается мясо кусок за куском. Она не дает ему умереть спокойно.
- А ты думаешь, я бы позволила тебе отключиться? – интересуется Лейла. – Нет. Хорошо, когда есть заклинания, позволяющие поддерживать в сознании даже такую тварь, как ты. Чувствуй, ублюдок. Наслаждайся. По-другому ты никогда не поймешь. Ну ничего. Я объясню доступно, – и с этими словами она всаживает нож из морфикса в его запястье, что отзывается внутри дикой болью.
“Сумасшедшая! – проносится в затуманенной голове Огрона. – Сумасшедшая!”
- А ты и правда думал, что сможешь так легко уйти? – усмехается Лейла. – Хотя... Похоже, ты ничего не думал. Ты просто уже не способен на это. Ну ничего. Боль ты еще понимаешь.
И она продолжает то, к чему столь долгое время шла. Преступники смотрят на этот акт зачарованно, с благоговением и уважением – смотрят, как яркая беззаботная фея расчленяет своего врага, как кровожадно улыбается, как с наслаждением слушает его крики и мучительные стоны, хриплый кашель – лучшая музыка для него.
Огрон мучается в агонии – Лейла наполняется изнутри. Убийство очищает, понимает она.
- Это уже даже не месть, – завороженно шепчет она, – это уже вопрос принципа. Ты бы никогда не выжил, ублюдок.
Проходит еще несколько часов, прежде чем после истошных криков, мучительной агонии и не наступавшего облегчения Огрон затихает. Но смерть встречает его животным страхом – в тот самый момент, когда Лейла перерезает ему горло.
И с руками по локоть в крови издает оглушительный рев, разносящийся, кажется, на всю Омегу. Даже у отпетых негодяев кровь стынет в жилах. Она сидит рядом с бездыханном телом, пока на ее плечо не ложится рука. Лейла лишь поднимает голову и встречается взглядом с Нексом и Музой.
- Эти твари мертвы, – улыбается ее лучшая подруга.
- Огрон – тоже, – кивает Лейла.
- Как ты себя чувствуешь? – интересуется Некс.
Лейла прислушивается к себе. С той секунды, когда глаза Огрона стали стеклянными, когда он перестал дышать и превратился лишь в истерзанную груду мяса, что-то внутри нее оборвалось. Она будто бы опустела – внезапно, резко, как стих сильный порыв ветра. Это оказалось слишком внезапно.
Но кое-что, что еще пока очень-очень слабо зарождается в душе, Лейла тоже чувствует.
Облегчение. Долгожданный покой. Затаенная радость. Окончание незавершенности. Внутри больше нет черной дыры. Теперь на пути к счастливому будущему больше нет никаких препятствий. Все, что мучило, испарилось.
- Все, – наконец произносит она, слабо улыбаясь, – теперь точно все.
“Никогда не было другого выхода, Блум. Просто иногда мы слишком долго сомневаемся, чтобы прыгнуть в широко раскрытую дверь, и бьемся в стену, веря, что так будет легче”.
Расслабься и делай это. Расслабься и делай. Релаксируй.
Некс целует ее в шею, в ключицы, такие прекрасные, такие очерченные, целует, прижимаясь губами к шоколадной и приятно пахнущей коже, целует, дурея от того, что здесь, сейчас и... С ней.
Лейла стонет. Выгибается и стонет, прикусывая припухшие губы, стонет до невыносимого эротично, как умеет только она. Каждый вздох, который Некс ловит, будто зовет за собой, обещая подарить то, что он не испытывал еще ни с одной из девушек. И даже парней.
А он и не испытывал. Желал каждую и каждого, в разной степени, с кем делил постель, но с ранящими душу чувствами Некс имел только Лейлу. Когда-то они с Ривом напились, и паладин, изливая душу, рассказал о своей подростковой влюбленности. Синди. Некс таскался за ней, как помешанный, был влюбленным мальчишкой до одури, но она, как когда-то Лейла, подчеркнуто игнорировала его и на признание в чувствах рассмеялась в лицо. Драко-о-он, он не знал, что делал бы, если бы не остыл внезапно.
Потом их было много. Самые разные девушки, красивые, легкие, охотно понимающие и дающие то, что он хочет. И даже парни. Некс всегда наслаждался жизнью. Но самой желанной, самой недоступной, по которой болезненно ныло сердце, была Синди.
Но Синди никогда не была Лейлой.
А Лейлу он... Боги.
Сначала казалось, что просто мимолетное увлечение, потом – вроде бы серьезные отношения, а сейчас, лаская полные, прекрасные груди выгнувшейся, запрокинувшейся голову, раскраснейвшейся и стонущей Лейлы, Некс совершенно точно может сказать, что, что...
- Я люблю тебя, детка.
Да ладно, он еще с самого начала подозревал, что увяз надолго. И, что самое странное, был совершенно не против. Раньше бы сбежал от такой перспективы, но выдержав почти целый учебный год, добившись переплетенных с Лейлой рук и ее краснеющих щек, Некс понял, что это серьезнее. Серьезнее, чем было до этого. И серьезнее, чем когда-либо будет.
Потому что уже на всю жизнь. А Лейла...
Она не думала, что сможет снова так отдаваться кому-то. Отдаваться горячо, со всей страстью, которой пылает ее тело, до ломоты и треска в душе, до отчаянного, безудержного облегчения, когда хочется зарыдать от счастья, что ты рядом с человеком, которого любишь. А не с кем-то, кто стал бы вторым, десятым и двадцать третьим, с кем она пыталась бы забыться ночами, позволяя насытиться телу... Но не сердцу. Больше всего Лейла боялась, что будет жить одним лишь прошлым. Что в сердце не загорятся новые чувства. А если и загорятся, то быстро потухнут, потому что прежняя любовь возьмет свое.