Бабочка заволакивает все вокруг желанием. Ее глаза горят, ее движения – живые, она пытается припечатать его к кровати – подавляет волю и здесь. Но ему все равно. Мификс – раб бабочки. Его путы – магический контракт, чьи нити окутывают их. А кроме них сирина и бабочку больше ничего не связывает. Абсолютно. Он кончает, потому что просто не может этого не сделать. Потому что Аквела, потому что даже несмотря на всепоглощающую, уже выжженную ненависть, она все равно умудрялась будить в нем что-то такое, что он не испытывал ни с кем.
А потом она делает вид, будто бы беспокоится о нем. Тихо сидит на краю кровати, обнаженная, с лихорадочно блестящими глазами, с густыми волосами, которые с помощью магии снова привела в порядок. Сидит, наблюдая, как гаснет равнодушный Мификс, как последние силы, потраченные на игру, покидает его.
Раб ждет своих приказов. Послушный, ничего не щебечущий Мификс. Что ж, если бабочка хотела этого, то она получила желаемое.
- Я хотела не этого.
Она кладет руку на его плечо, но он с раздражением сталкивает ее – показное сочувствие, которое она время от времени пытается проявить, порядком его достало. Ну надо же, силы хоть на какую-то реакцию еще остались. Но Мификса это не радует. Его вообще больше ничего не радует, с тех самых пор как в его жизни снова появилась Баттерфликс – железная леди, королева автомобильного мира, трансформация, зачем-то пришедшая в мир людей, которые всегда были ей безразличны.
- Я попыталась понять людей, которых так любишь ты. Ты говорил, что они много значат для Него, что у них есть чему поучиться, есть за что их любить. Двести пятьдесят лет я потратила на это. Я приспосабливалась.
Мификс молчит. Просто молчит, потому что сил в нем на самом деле нет. Бабочка, она словно кровопийца, если бы в нем только текло хоть какое-то подобие крови. Но все, что в нем есть, она пьет с особым искусством.
- Тебе они безразличны.
- Мне не безраличен ты.
- Чего ты хочешь? – равнодушно спрашивает Мификс, несмотря на Баттерфликс. – Перестань считывать меня. Мне это противно, – и даже в его мыслях звучит отвращение. Это – немыслимо для таких, как он. Отвергать тот самый единственный способ, с помощью которого они познают мир и познают остальных существ.
- Ты отвергаешь...
- Чего ты хочешь?! – повышает голос Мификс, голос, который становится чуть визгливым. – Ты уже получила свое, так чего тебе все неймется?! Я крепко связан по рукам и ногам. Я в твоей постели. Я лишен своей воли. Все, как ты и хотела. Так что тебе еще нужно?
Баттерфликс застывает мраморной статуей – невероятное создание с невыносимо бледной кожей, на которой только волосы – яркие, мощные, длинные, перекинутые на одну сторону, непривычно выделяются. Светло-зеленые глаза внимательно смотрят на Мификса.
- Я хочу, чтобы все было добровольно. Чтобы я не тащила тебя силком, чтобы ты сам приходил ко мне. Мне приходится идти на крайние меры, потому что по-другому никак.
- О да, этим ты многого добилась, – насмешливо тянет Мификс, но Баттерфликс – непоколебимая трансформация – даже не вздрагивает. Ее не задевают холодные слова, направленные в ее адрес. Она лишь терпеливо ждет.
И именно это всегда поднимало в Мификсе приступы паники. Баттерфликс готова ждать хоть веками, она не выйдет из себя, ей ничего не стоит. Осознание того, что перед ним – неподвижная глыба льда, заставляет его дрожать.
Это выбивает его из колеи. Это вдруг заставляет внутри вспыхнуть почти угасший огонь, всколыхнуть искры на тлеющих углях. Мификс дрожит – Мификс бьется почти в тихой истерике. Пока тихой.
- Тебе недостаточно моих мучений? – зло произносит он. – Что тебе еще надо? Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Смотреть, как я страдаю? Неужели тебе еще не хватило? Неужели тебе нужно еще? Почему я, чем я тебе так не угодил, бабочка?! Почему именно меня ты выбрала своей жертвой?! Сколько еще тебе нужно моих страданий? Сколько ты еще будешь истязать меня?
- Если бы ты понял, ничего этого не было бы, – в голосе Баттерфликс звучит совсем легкая грусть. Но на сотрясающегося Мификса это не действует. Даже сейчас бабочка добивает его. Тем, что сидит неподвижно и ждет, пока он... Пока он дойдет до самой крайней точки?
- За что ты так ненавидишь меня? Почему мучаешь? Почему не отпускаешь? Сколько еще... Ты вечно что-то требуешь, оставь, оставь меня в покое! Я ненавижу тебя, Флай, ненавижу! – теперь Мификс бьется уже не просто в истерике, он сотрясается в рыданиях, громких, сильных, неистовых.
- Потому что я люблю тебя!
- Я не верю тебе! – тараторит сквозь слезы и громкие всхлипы он, катаясь по кровати уже в своем истинном человеческом обличии. – Меня нельзя любить! Даже Он отшатнулся от меня в ужасе! – тут Мификс заливается безумным смехом, хватаясь крыльями за бока. – Он преследовал свою идею создания идеальных существ, я стал Его первой попыткой, первым творением, Он пытался соединить свойства Древнего и свойства человека в одном существе, но Он не знал, в какую сторону двигаться, во мне все смешалось: и животное, и человеческое, и мужское, и женское, я стал Его личным хаосом – уродом, чей Создатель в ужасе отшатнулся от него. Всего на миг, но я видел в Его глазах страх, Флай! Даже Он отшатнулся от меня. И ты еще будешь пытаться говорить мне про свою любовь. Я не верю тебе, Флай, не верю!
И он заходится в рыданиях. Он катается по кровати, бьется головой, раскидывает перья по смятым простынем, плачет, хохочет, болтает ногами, заливается дьявольским смехом, издает безумные вопли. Потому что достиг критической точки.
А Баттерфликс лишь тихо сидит на самом краю кровати и гладит его по плечу в те моменты, когда он не пытается ее оттолкнуть.
- Я нахожу тебя самым красивым существом в этом мире, – сообщает она рыдающему, бьющемуся с истерике Мификсу
- Это ложь! – выплевывает он.
- Я люблю тебя.
- Меня невозможно любить!
- Я люблю тебя, – повторяет Флай, и в ее глазах наконец-то вспыхивает огонь. – Я люблю тебя – и в тот момент, когда он оказывается на спине, она ложится на него сверху – Древняя в человеческом обличии, лежащая на том, что приводит в страх многих людей и не только. Ни человек и ни птица, ни мужчина и ни женщина. – Он отшатнулся, я – нет.
- Они все боялись меня. Я никогда не был с ними в истинном облике... Они... В ужасе, брезгливо...
- Я не отшатнусь, – все также повторяет Баттерфликс, лежа на нем.
Это вызывает у Мификса новый приступ истерики.
- Ну почему я так ненавижу тебя, Флай! Почему так ненавижу и... Люблю! – в его глазах стоит самый настоящий ужас. Шок. Осознание. Он продолжает всхлипывать, но уже тише, а Баттерфликс по-прежнему заглядывает в него самого. Не мигая. Обхватив руками полные женские груди. Поглаживая мягкие синие перышки крыльев. Ногами переплетаясь с его птичьими лапами.
- Я всегда восторгалась тобой, – шепчет она. В ее глазах – обожание.
Мификс пораженно хлопает глазами, смотря на нее. Пытаясь осознать, что он сказал. Прислушиваясь к чувствам, так внезапно прихлопнувшим его. Как и всегда, только в этот раз это что-то очень сильное, стабильное и крепкое. Наконец его шок проходит, и сирин во все глаза вытаращивается на бабочку, которая по-прежнему смотрит на него с абсолютной покорностью в глазах и нереальным обожанием, таким, что он даже поверить не может, что так боготворят его.
- Ты мне об этом пыталась сказать, да? – устало спрашивает Мификс.
- Да, дорогой, уже несколько тысячелетий как, но до тебя всегда доходит поздно.
Мификса это почти приводит в восторг. Но потом он вдруг вспоминает кое-что очень важное и с укором уставляется на невозмутимую Баттерфликс.
- А Уэлл? Ты все-таки убила его. И не отрицай! – с легким нажимом произносит сирин.
- Вы не были бы счастливы... – в таком же тоне откликается бабочка. Атмосфера чуть-чуть накаляется.
- С учетом того, что ты знала...
- Нет, просто он разрывался бы между тобой и своими обязанностями Хранителя, – сухо отвечает Флай. – И в конце концов он не смог бы сделать выбор. А ты, увлекшись очередным романом, разбил бы ему сердце, если бы он ушел, выбрав тебя. А путь обратно был бы для него закрыт. Ты бы просто сломал его жизнь.