— Слуге божьему, мурза, грешно разглядывать женщин. Я на них не смотрю.
— Как же ты женщину от мужчины отличаешь, раз не смотришь?
— Да ведь это хочешь — не хочешь, а видишь. Когда проходит мимо, шайтан ее забери, тень бросается в глаза. Тьфу!
— А у этой, у жены приезжего, тень как выглядит? Стройная, тоненькая?
— Нет. Дородная она. Как раз по мужу. У обоих плечи — только бревна таскать.
Ядкар-мурза вздохнул огорченно: не она.
— Откуда они, не говорили?
— С ним не поговоришь. Угрюмый. Похоже, в плену он побывал, там его и пометили.
— Возможно, вполне возможно. Ныне много бежавших из плена по миру бродит… Ты видел, как он помечен?
— Другие видели: спина у него исполосована, а на груди — знак в виде народившегося месяца.
— Казанское клеймо… Должно быть, люди хана Сафа-Гирея его пометили. У нас, в ногайской стороне, метят иначе.
— Аллах великий! Выходит, он совершил преступление против Казани, почитаемой мусульманским миром. Нечестивец! Гнать его надо, гнать!
— Не стоит спешить с этим, как тебя… мюрид. Зачем гнать? Таких злодеев надо тихонечко брать и отправлять, куда следует. Пока лучше не шуметь. В свой срок представится подходящий случай — возьмут его.
Назвавший себя мюридом настолько разволновался, что руками замахал.
— Сказал я бию, сказал! Очень, говорю, подозрительный человек. Похоже, говорю, грех на нем большой. А Татигас-бий: «Не суйся, нет на нем греха!»
— Ты о нашем разговоре своему турэ не говори. Понял?
Хотя и не удалось напасть на след пропавшей девушки, Ядкар-мурза был доволен разговором: обнаружилось нечто иное, сулящее ему выгоду. Он даже подумал, не отдать ли приготовленный для Татигаса подарок этому слуге божьему, и руку уже за пазуху запустил, на спохватился: «Жирно будет! В крайнем случае, суну ишану Апкадиру, пусть за меня помолится. Молитва ишана дойдет до всевышнего скорей, чем молитва мюрида».
А мюриду то ли мурза понравился, то ли молитвы уже порядком наскучили — вовсю разговорился. Выкладывал всякие подробности своей жизни, вплоть до того, кому в последние годы заупокойную сотворил, кому имя дал.
«И этот когда-нибудь разбогатеет, как ишан, — подумал Ядкар-мурза. — В чьи только руки не идет предназначенное мне добро!»
— Полученный в вознаграждение скот где содержишь? — спросил он. — Свое стадо завел или в стадо Татигаса перегоняешь?
— Я не перегонял, только на бумагу заносил, кто что мне должен. А святой ишан сказал: «Не делай так, собери все и присоедини к стаду при мечети».
«Ишан твой не дурак», — усмехнулся про себя баскак.
— Присоединил?
— Не получилось. Татигас-турэ сначала разрешил и акхакалов велел позвать, чтоб на их глазах сбили мое стадо, но тут как раз приехал гость, дело прервалось, а когда гость уехал, турэ встал поперек. Пусть, говорит, скот останется в племени, тебе, говорит, у нас жить, мечеть, даст аллах, сами построим.
— Не скоро это будет. Татигас-турэ, я знаю, о мечети не очень-то печется.
— Вот я и иду к хазрету, сообщу ему. Как он скажет…
«Да разве ж твой хазрет упустит возможность прирастить свое стадо!» — подумал Ядкар-мурза и даже позавидовал ишану: вот кому легко живется! Добро само ему в руки идет. Служить богу, пожалуй, выгодней, чем хану. Не будь он, Ядкар-мурза, знатным лицом, пошел бы в муллы. Но он родился мурзой и станет ханом. Непременно станет! Осталось только убрать Акназара. Но как? Кто поможет?..
Вдруг послышался баскаку голос ишана Апкадира. Тьфу ты, оказывается мюрид старается говорить его голосом! Во всем подражает своему покровителю, даже всхрапывает, как он, и подергивает носом. Умеет хазрет подбирать последователей!
— Какие еще вести несешь хазрету? — спросил Ядкар-мурза, уже намереваясь расстаться с мюридом.
— Так же, как ты, мурза, он расспрашивает обо всем… На днях у бия побывал еще один гость. С женой…
— С женой? Что ж ты сразу не сказал? Молодая она? Ростом какая: высокая, низкая? Волосы какие? Черные?
— Я ведь уже объяснил, что не разглядываю их… Но одно знаю: она говорит на чужом языке.
— На чужом языке?
— Да. Днем ни с кем не разговаривала. Я уж подумал — не лишил ли ее аллах дара речи. Но вечером, когда остались они в юрте вдвоем, разговаривали вполголоса. Не по-нашему…
— Должно быть, этот гость женат на чужеземке. Либо купил ее у какого-нибудь лихого человека…
В душе баскака опять шевельнулась зависть. Давно известно ему, что среди рабынь, продаваемых на невольничьих рынках в той же Астрахани или в Крыму, куда сам он поставляет живой товар, встречаются изумительной красоты чужеземки, а ни одна из них в его руки еще не попадала. Но ничего, станет ханом — навезут ему красавиц!