— Да, жена турэ должна быть разумной и твердой, — повторил он. — А к мужу — почтительной.
— Это уж как сложится, — хмуро отозвался старший посланец Булякана. — Я, Шакман-агай, высказал то, что пришло мне в голову при разговоре, а ровня ваши дети или неровня — решать вам. По мне, так дело это для обеих сторон благое.
Гость замолчал, больше, казалось, уже не о чем говорить. Молчание затягивалось, но никто не трогался с места. Приезжие все еще надеялись услышать что-то определенное, чтобы вернуться домой с благоприятными вестями, а Шакман раздумывал, как лучше воспользоваться складывающимися выгодно для него обстоятельствами.
Оборвать разговор на этом — без всякого результата — было бы неразумно. Шакман глянул в сторону входа в юрту.
— Эй, кто там есть! Принесите еще мяса, кумысу! — И уже для сидящих рядом добавил: — Я не могу отпустить гостей, не накормив их как следует.
Ашнаксы, ворча, принялись снова, на всякий случай, разводить костры. Один из слуг внес в юрту объемистую кадку с кумысом. Угощение началось заново и, может быть, затянулось бы надолго, если б за дверью не залаял вдруг охотничий пес Шакмана, приученный также охранять жилище хозяина.
— Что там такое? — сердито крикнул Шакман, услышав голос любимца.
Растолкав суетившуюся у входа прислугу, в юрту шагнул ильбаксы[9].
— К становищу прискакал чужак, — сообщил он, не здороваясь.
— Что за человек? Откуда? Что ему здесь нужно?
— Говорит — из племени Ирехты, просит позволения переночевать у нас.
— Накормите его. Коня к нашим косякам не подпускайте, пусть пасется на привязи.
— Он говорит, что хотел бы видеть тебя, турэ.
— Хай, чтоб ему пусто было! Что ж я — должен бросить гостей ради проезжего?
Хотя гости, по мнению Шакмана, были не очень-то сообразительны, они поняли: пора прощаться. Стало ясно, что продолжение разговора пользы не сулит, мысли хозяина будут теперь заняты ирехтынцем.
Посланцы Булякана поднялись, Шакман вышел проводить их. Его подмывало сказать на прощанье: «Передайте Булякану, что я готов принять сынгранцев под свое крыло», — но вместо этих желанных слов он сказал:
— Передайте вашему турэ: я согласен продолжить разговор с ним самим. Пусть приедет.
— Передадим, Шакман-агай, — пообещал старший гость. — Но не лучше ли соблюсти обычай? Мы-то ведь — сторона невесты…
— Ладно. Коль так, пусть Булякан ждет меня на будущей неделе.
Двух оседланных коней подвели к самой юрте.
Возвращаясь в юрту, Шакман оглянулся. Кони гостей шли рысью по раскисшей дороге.
Дождь прекратился.
2
Чужак, неожиданно появившийся в становище тамьянцев, не был ни знатным турэ, ни воином либо батыром, — оказался он одним из простолюдинов племени Ирехты, человеком на побегушках, но, как позже выяснилось, душу его отягощал груз, непосильный даже для иного батыра, а следом за ним тянулась огромная мрачная тень.
Проницательный Шакман сразу угадал в представшем перед ним егете[10] преступника и спросил, особо не церемонясь:
— Кто ты — беглый или изгнанник?
— Как тебе ответить, турэ-агай?.. Я вырвался, когда меня везли в темницу.
— В чем твой грех? Ограбил кого-нибудь, подпалил яйляу?..
Егет опустил голову.
— Или попался на воровстве?
— Нет, турэ-агай, я не вор.
— Что же ты совершил?
— Убил…
— Убил человека? Кого?
— Да был там один… Баскак. Суртмаком звали…
Понравилась смелость егета или подкупило его поразительное признание — Шакман смягчил голос.
— Ну-ну, расскажи, как это случилось!
— Прости, турэ-агай, невмочь рассказывать… Скоро услышишь от других — такие вести быстро разносятся.
— Стало быть, не сегодня-завтра нападут и на твой след…
— Это верно.
— На что ж ты надеялся, направляясь к нашим кочевьям, а? Думал — у Шакмана две головы, чтобы скрыть тебя под своим подолом?
— Я не задержусь, прошусь только на ночлег.
— Место беглого — в лесу.
— Беглому везде худо. Я слышал: Шакман — турэ с доброй душой, в ней хватает тепла для всех. Поэтому направил коня сюда.
Помолчав немного, егет продолжал:
— В сон меня клонит, турэ-агай, три ночи глаз не смыкал. Без еды человек может долго продержаться, без сна — не может. Но засни-ка близ дороги, приткнувшись к пеньку там или кочке, — угодишь в руки тому, кто высматривает да вынюхивает… Я и подумал: лучше пристроиться за пазухой большого племени. Говорят, где людно — затеряться не трудно.