Кужаку не удалось стать ханом. Не получил поддержки замысел, родившийся в постели Суюмбики в часы любовных утех. Кужака казанцы отвергли самым решительным образом.
Стоявшие за Сафа-Гиреем крымцы и ногайцы лихорадочно искали ему замену. Нужен был человек умный, проворный и решительный, способный держать ханство в твердых руках, а главное — способный в эти неспокойные времена возглавить противоборство с быстро набирающей могущество Москвой.
Нашлось немало охотников завладеть казанским троном и в самой Казани.
Однако находчивей и хитрей всех оказалась Суюмбика. Опираясь на военную силу, собранную Кужаком, она сумела утвердить наследником престола своего двухлетнего сына ханзаду Утямыш-Гирея.
Власть в ханстве перешла в руки Суюмбики, и это еще более приблизило ее жизнь к трагическому исходу.
5
Из Казани было послано спешное письмо крымскому хану Сахиб-Гирею. Кто и какой дорогой послал — Суюмбика до поры до времени не знала. Уведомил ее о письме глава казанского духовенства сеид Кулшариф.
— Ханство наше в опасности, — сказал хранитель веры, — трон лишился сильного и деятельного правителя, но, будем надеяться, Сахиб-Гирей-хан не откажет нам в помощи…
Сеид вошел в покои Суюмбики, не испросив разрешения. В иные времена, при ином стечении обстоятельств Суюмбика осадила бы его выговором или, по меньшей мере, упрекнула бы. Но сейчас ей пришлось стерпеть бесцеремонность сеида.
— Надо было в первую очередь послать гонца в Малый Сарай, — заметила она, стараясь говорить как можно спокойней.
— Возможность сделать это, уважаемая ханбика, оставлена тебе. Ибо здесь ближе всех к Ногайской орде стоишь ты.
И нрав, и повадки Кулшарифа, стремящегося выглядеть одним из благочестивейших сеидов, Суюмбике знакомы давно. Она кинула на него неприязненный взгляд, но вдруг почувствовала удовольствие от того, что этот изворотливый и жестокий по натуре человек томится, вынужденный разговаривать с ней стоя. И долго еще она не предлагала ему сесть. «Если ты — сеид, так я — правительница ханства, — говорил ее выразительный взгляд, — если в твоих руках — мечеть, так в моих — трон!»
— Не следует, уважаемый сеид, забывать, что у казанского трона есть хозяин!
— Нет-нет, уважаемая ханбика! Как можно! Да будет мягка его колыбель!
Он чуточку дерзит, этот сеид, напоминая о возрасте хозяина трона. Дерзит, потому что недооценивает ум и волю Суюмбики, а свою роль в управлении ханством переоценивает. Всем своим видом, даже походкой хранитель веры подчеркивает свою значительность. Мелкий дворцовый служитель, скажем, ходит сутулясь, зыркает глазами туда-сюда, готовый в любой миг переломиться в поясе перед вышестоящим. Сеид Кулшариф вышагивает, держа тело так прямо, будто проглотил посох, и глядя только прямо перед собой. Он несет самого себя, как несут драгоценный сосуд. Да и в самом деле не дешево досталось ему нынешнее его положение. Сколько мертвых тел пришлось перешагнуть на пути к славе и власти! Скольким шейхам, имамам и сеидам укоротил он жизнь! Одному лишь аллаху доподлинно известны тяжкие грехи Кулшарифа, но аллах пока прощает их, принимая, должно быть, во внимание, что сеид усердно служит ему самому.
Менялись в Казани ханы, а Кулшариф каждый раз поднимался выше, упорно карабкался поближе к божьему престолу, кидая под ханские ноги подобных себе, но менее удачливых слуг аллаха. Самое главное — Кулшариф умел приноравливаться к переменам, умел находить общий язык с ханами, сколь бы ни рознились их повадки и устремления, каких бы жертв они ни требовали ради удовлетворения своего тщеславия. К приносимым в жертву Кулшариф никакой жалости не испытывал.
После смерти Сафа-Гирея малолетний его сын был провозглашен наследником трона при прямой поддержке хранителя веры. Поддержку он оказал в расчете на дальнейшее свое возвышение, на усиление своего влияния в ханстве. «Пока несмышленыш подрастет, судьба Казани будет зависеть от меня, — решил сеид. — Хоть и хитра Суюмбика, хоть и искушена в дворцовых делах, женщина есть женщина. Предоставление ей полновластия явится ошибкой и прегрешением перед ханством и верой».
Однако Суюмбика сумела повернуть дело по-своему. Она уверенно взяла власть в свои руки и от имени сына решала все единолично. Не только прежним ханским угодникам, блиставшим снаружи, пустопорожним внутри, но и действительно влиятельным людям вроде Кулшарифа не осталось ничего другого, кроме как взирать на нее, разинув от удивления рты. Лишь слово Кужака, сохранившего доступ в опочивальню прекрасной правительницы, еще значило что-то, но и его Суюмбика близко к трону теперь не подпускала.