Выбрать главу

— Ладно, князь, будь по-твоему, — и весь подался навстречу, растаял хомячьим лицом, как воск от огня. — Право слово, больно ты мне по ндраву, привязался к тебе, как к сыну родному! И матушке то скажи… А уж оплошки моей не помни…

Знал Михаил цену его словам, а не мог не порадоваться, даже лицом посветлел:

— И я зла за собой не держу.

Прощаясь, Дмитрий Борисович посерьезнел:

— Вот что, Михаил Ярославич, дело, конечно, дальнее, а я ведь тебе не на потеху про дочек сказал. — Михаил хотел было возразить, но Дмитрий Борисович не дал. — И матушке то передай от меня с поклоном: коли сватов пришлет, отказу не будет.

На том и расстались. Но в дверях ростовский князь обернулся — совсем было выскочило из головы:

— Да, Михаил Ярославич, еще тебя о малом прошу — отдай переметчика.

— Откуда прознал? — удивленно спросил Михаил, сразу вспомнив Тверитина.

— Рыжий зело — приметен!

— Не холоп он, волен себе князя искать. А коли ко мне прибился… я своих людей не сдаю, — сказал Михаил.

— Верно говоришь, не холоп, — согласился Дмитрий Борисович. — Однако он от меня с-под суда ушел.

— Как от тебя?!

«Соврал-таки рыжий. То-то мне давеча не поверилось! Зачем только? Весть-то все же донес…»

— От меня… — подтвердил Дмитрий Борисович и пояснил: — Татарчонка, сына баскакова[27], загубил без вины.

Дело было, видать, серьезно. «Ишь как весь искрутился…»

— Помога!

Помога Андреич неслышно возник у дверей.

— Ефремку этого… отдай вон князю.

— Тверитина, что ли? — недоуменно переспросил Помога.

— Ну… — выдохнул Михаил.

Помога не смел возразить Михаилу, но и не торопился выполнять приказание — нарочно мялся в дверях. И что-то остановило князя:

— Постой, Помога, ко мне его сначала веди…

— Эвона что, Тверитин!.. — ухмыльнулся Дмитрий Борисович.

Впрочем, это недоходное дело уже не волновало его. Сердце ростовского князя грело другое: как ловко он девок своих просватал! Это же надо иметь такой ум! Одно было нехорошо: кому рассказать — не поверят, что он у Кашина с обоими супротивниками свадебные каши заваривал…

Ефрем косо поглядывал на князя, не в силах долго выдерживать его взгляд.

— За что убил, спрашиваю?

— Не об милости прошу — отдай меня, князь.

— За что убил, говорю? Что, железом тебя пытать?

— За девку.

— За девку?

— Свадьба у нас должна бы… А здесь баскаков сын скараулил ее и свез… Утром, битую до смерти, кинули отцу под ворота. Другим на страх…

— А как дознал, что он это?

— Люди видели, не тайком увозил.

— Князь, выходит, не твою сторону взял?

— Девок много, а у Баталки один был сын… — Скрипя зубами, Ефрем покачал головой. — Отдай меня, князь. Не отступится Дмитрий, он с баскаком с одной чаши пьет.

— Молчи!.. — Михаил кивнул воеводе: — Поклонись от меня ростовскому князю да передай, что мой пасынок Ефремка Тверитин ищет поля на своих обидчиков, коли такие есть.

Помога, перхая горлом, пятясь и в поклоне скрывая смех, исчез за дверями.

— Князь! — Ефрем упал на колени.

— Молчи! Бог над теми, кто в поле смерть ищет, коли соврал — подохнешь…

В прежние времена с поединка зачинали, а ныне заканчиваем — смеялись по обе стороны. Радостно было и тем и этим, что воевать не пришлось; а и обиды не было никакой! А тут еще тверской князь потеху придумал: стравить молодцов на поле!

Ефрем пошел от своих рядов на той же каурой кобылке. Как был в одной рубахе, так и пошел, будто на смерть. Из оружия лишь меч в руках, да из сапога рукоятка ножа торчит. Ладно в последний миг кто-то щит ему сунул…

От ростовцев на вороном жеребце, бросавшем с губ желтую пену, в круглой мисюрке[28] вышел, видно, баскаков нукер[29]. Пригнулся до гривы, уши коню прикусывает, ярит, но ходу пока не дает жеребцу. Сабля в ножнах, в одной руке копье. Наконец над полем пронесся тонкий пронзительный визг — татарин дал коню повод. Только рваная трава и земля летят из-под копыт жеребца.

Ефремова лошаденка топчет землю на месте, млеет, оседает на задние ноги. Тверитин одновременно бьет ее ногами под брюхо, а уздой задирает морду, не дает сойти с места.

Замерли крики в рядах — сомнет сейчас нукер ростовского переметчика!

— Ох! — охнули разом тысячи.

Перед оскаленной мордой жеребца, когда татарину оставалось лишь ткнуть копьем, Ефрем вдруг отдал кобылке поводья, и та не по-лошажьи, а как-то по-заячьи прыгнула в сторону. Нукер пронесся мимо… Но тут же развернул жеребца и вновь пошел на Ефрема. Правда, теперь он шел Ефрему не в лоб, а обходил его лошадь сзади. Ефрем же, потеряв поводья, казалось, не мог управиться с лошаденкой и оставался совсем беззащитным. Не более чем с пяти сажен, коротко взвизгнув, нукер послал копье в его неприкрытую спину. Как миновало оно Ефрема, никто не понял. Ветром упал он с лошади и успел откатиться — кобылка с пробитой шеей замертво рухнула, где стояла.

вернуться

27

Баскак (тюрк.) — представитель ордынского хана в завоеванных землях, на Руси существовали примерно со второй половины XIII века до середины XIV века. Осуществляли контроль за местными властями, убийство такого представителя грозило ссорой с ордынским ханом.

вернуться

28

Мисюрка — железный полусферический шлем с кольчужной железной же сеткой-бармицей для защиты шеи.

вернуться

29

Нукерами называли дружинников на службе у монгольских князей и знати в XII–XIII веках, позже это слово употреблялось в значении вассал, слуга.