— Шай…
— Я не представляю, чтобы он взял и согласился с Зендером, что тебя надо схватить и увести отсюда, несмотря ни на что. Он хотел бы отправить тебя в безопасное место, но стоило бы ему увидеть твои глаза, как он бы всё понял.
Правда? Надеюсь, что да.
— Я думала, что люблю его, Петра.
Ужасное признание. Я замечаю, как смягчается её взгляд.
— Знаю. Но я видела тебя с Коном. Это настоящая любовь, Бел, — когда я собираюсь возразить, она поднимает руку. — Не спорь. Всё это… ты делаешь ради него. Я вижу это и понимаю тебя.
— Тогда ты понимаешь, почему я должна вернуть его. Иначе всё, включая смерть Шая, окажется напрасным.
— Мы не можем этого допустить. Мы обе воспитаны как воины, принцесса. Это то, к чему нас готовили всю жизнь. Мы вейрианки, это у нас в крови.
Я ухмыляюсь.
— Равно как и упрямство.
— Это в первую очередь, — она опускает руки. — Я защищала тебя всё это время. И продолжу делать это дальше. Я клянусь тебе, принцесса Вейриана и — будь на то воля предков — королева Антееса.
— Я не королева. Без него. И я… я не знаю.
Паника и чувство потери вновь поднимаются во мне. Эти две эмоции я стала испытывать часто, но каждый раз тяжело, как в первый.
— Я знаю, — подхватывает Петра. — Поверь мне. И им тоже. Спроси любого антейца, последуют ли они за тобой. И тогда ты поймёшь.
Я беру её за руку, глаза жгут слёзы облегчения и благодарности. У меня никогда на самом деле не было подруги. Такой, как она. Воспитание в теплице, семейные узы и всё такое. Этот разговор стал для меня откровением. Петра примерно моя ровесница, но она кажется старше, потому что я знаю, что всегда могу положиться на неё. Всегда.
Она заключает меня в объятья, быстрые, но душевные, сжимая мои плечи, будто бы хочет придать устойчивости и передать часть своей силы.
— Но сначала, Бел, нам нужно спасти твоего антейма, правильно?
— Кто, если не мы?
Петра пожимает плечами, её улыбка становится лукавой в хорошем смысле.
— Такое нельзя доверить нашим парням. Кто бы мог подумать?
***
Освещение в покоях Рондета слабое, холодное. Нервничая, я тянусь к коллективному разуму. Они не хотят, чтобы я была здесь, это очевидно. Сопротивляются сильнее, чем когда-либо до этого. Эти жадные, любопытные умы закрыты от меня, решительно настроенные держать меня на расстоянии.
— Ой, да ладно вам, — протягиваю я. — Ренна, пожалуйста. Поговори со мной.
Тишина. Даже хуже — барьер словно бы укрепляется, как непробиваемое стекло.
— Я должна помочь Кону. Чтобы это сделать, мне нужна ваша помощь. Я знаю, кто вы, знаю, кем вы были. Вам пора пробудиться.
Нет ответа. Ничего.
Я бью по одной из панелей, но это не приносит ничего, кроме боли. Я прижимаю ноющую руку к груди и просто стою на месте.
— Я никуда не уйду. Если понадобится, я разгромлю всё и насильно вытащу вас отсюда. Я принесла достаточно взрывчатки, чтобы здесь всё взлетело на воздух.
— Ты самая невыносимая женщина, которую мы когда-либо сюда впускали, — говорит Аэрон.
— О, но это ведь не совсем так. Правда, Матильда?
В тишине воздух словно сгущается. Затаив дыхание, я жду. Упрямство, как сказала Петра, это вейрианская черта. Для меня это важнее долга и чести, потому что только так я смогу достучаться до них.
— Давно ты поняла? — наконец спросил четвёртый голос, почти что робко. Я ожидала чего угодно, но не этой застенчивости.
Я прижимаю ладонь к последней кристальной панели в зале, и вижу создание, спящее внутри. Это совсем не человек. Возможно, оно даже каменное. Но какая разница. Я знаю, кто внутри. Откуда-то.
— Только когда ты пустила меня к нему. Потому что я нужна ему, даже если он этого не осознаёт. Спасибо тебе.
— А он знает, кто я?
— Я не говорила ему, антейма. Но как это вообще возможно?
Я слышу вздох в своей голове.
— Я знала, что умираю. Моё собственное тело предавало меня… Я не могла помочь Кону, не могла защитить его. Его разум, Беленгария… он такой непогрешимый. Яркий и полный идей. Я не могла допустить, чтобы это было потеряно. Не хотела, чтобы он стал приземлённым. Поэтому я обратилась к коллективному разуму, — теперь я чувствую их всех, неразрывно связанных друг с другом, переплетённых между собой в узор столь красивый, что я сама не решаюсь к нему потянуться, боясь прикоснуться. Но одной нити не хватает. Одной нити, как сказала Матильда, более яркой, чем все остальные. Кон. — Я хорошо их знала. Мы прекрасно ладили. Я умоляла их помочь, и они взяли меня к себе. Молчаливый Берин и я… слились вместе. Только не говори ему, Бел. Он не должен знать.