— Докладывай, — хрипит Кон.
— Сегодня наш день, — объявляет Джондар. — Они улетели в гиперкосмос, за ними гонятся имперские войска. А тебе нужен врач. Вам обоим.
— Том? — перебиваю я. — Что случилось?
— Я в порядке, ваше высочество, — отвечает он. — Правда. Бронежилет принял большую часть удара на себя, и нога не так уж плоха.
— Он резиновый, не иначе, — делится со мной Петра. — Всё от него отскакивает.
Нас быстро уводят… Или, правильнее будет сказать, уносят. Наверное, я опять упала в обморок. Боль подавляет сознание, даруя благословенное освобождение. Кон остаётся со мной. Я слышу, как он кричит на всякого, кто пытается нас разделить. Это так не похоже на него — кричать. А затем я слышу его всхлипы, когда мы остаёмся одни. Он ни на секунду не выпускает моей руки.
Просыпаюсь в спальне. Кон стоит на коленях у кровати, опустив голову и плечи на подушки. Он всё ещё держит меня, хотя хватка ослабла. Он дышит прерывисто, и я догадываюсь, что он и не думал о своих ранах. Ему наложили повязки прямо здесь, рядом со мной. Он по-прежнему в лохмотьях, оставшихся от той одежды, в которой его схватили. Он даже не снял с пояса металлический шарик — щит, спасший нас обоих. Он выглядит таким уставшим и таким молодым. Слишком молодым, чтобы быть настолько потрёпанным.
— Кон?
Он шевелится, внезапно поднимая голову и делая резкий вдох. Страх на его лице — яркое напоминание о последних событиях. Следы пыток и издевательств всё ещё на нём. Но ещё хуже тени пережитого, отражающиеся в его глазах. Мне хочется спросить, что с ним сделали, но не могу, пока нет. Он пытается взять себя в руки.
— Это была она? — спрашивает он, его голос хриплый, надломленный. Я не горю желанием отвечать, но он уже знает правду. Мой Кон умён. Слишком умён для его же собственного блага. — Но как?..
— Она хотела приглядывать за тобой, и Рондет взял её к себе, включив в состав четвёрки. И когда мы оказались в опасности…
— Она умерла, да? На этот раз по-настоящему. Я слышал их вопль. Их всех. Я и сейчас их слышу, — не знаю, что ему сказать, поэтому просто обнимаю, обхватывая руками и прижимая как можно крепче. — Они плачут. Не уверен, что они когда-нибудь успокоятся.
— Иди сюда, — я тяну его на кровать, чтобы он лёг рядом со мной. Мы устраиваемся в объятьях друг друга, как только можем, осторожно касаясь друг друга. Каждое движение причиняет боль. Но это неважно.
Время идёт. Мы лежим в тишине. Я прислушиваюсь к его дыханию, желая, чтобы оно выровнялось, успокоилось. Врачи приходят и осматривают нас обоих, дают лекарства, переодевают нас. Но ни на секунду мы не разделяемся.
Я не оставлю его. Больше никогда. И думаю, он чувствует то же самое. Надеюсь. Наверняка. Не могу же я настолько ошибаться? Я отказываюсь покидать его. Не после всего того, через что мы прошли. Я не могу, не в силах. Мне не нужно быть королевой, или принцессой, или кем бы то ни было. Это всё ерунда. Мне нужен только он.
Я не отпущу его теперь. Не после всего, что было. Я слишком много потеряла.
— Это был Шай, — наконец произношу я. — Он был мехой, и он спас меня. Вспомнил. Хотя мехи не способны на это.
— Да, не способны, — соглашается Кон. Он тянется ко мне рукой и вытирает слёзы с щёк. Я даже не заметила, что плачу. Его пальцы задерживаются на моём лице, словно бы изучая. Я чувствую приятное покалывание на коже. Такое приятное, родное ощущение.
— Тогда как?..
— А как Матильда…
— Я не знаю. О предки, Кон… Я никогда не хотела, чтобы кто-то из них…
Он целует меня, жёстко и настойчиво, затыкая рот.
— Я молился, чтобы ты пришла, — говорит он. — Молился и боялся этого. Потому что знал, что ты придёшь. И я думал… Когда я увидел Шая, я подумал…
— Что он убьёт меня?
— Нет, — отвечает он, неожиданно твёрдо. — Нет, это мне и в голову не приходило.
— Его нельзя было спасти. Он стал мехой. Всё человеческое в нём должно было исчезнуть. И всё же он спас меня.
— Я не ожидал от него ничего иного, кем бы он ни стал.
Я переплетаю наши пальцы и сжимаю его ладонь. Снова целую его, но усталость накатывает на меня. И веки закрываются…
***
Должно быть, я опять провалилась в сон. Может, это действие лекарств. А может, истощение слишком сильное, чтобы бороться.
Спустя некоторое время снаружи раздаются крики. За дверью происходит какая-то борьба, но не в военном смысле. Кто-то неблагоразумный пытается заставить Джондара и Петра пропустить его внутрь. И у него это не получается, но он не сдаётся. Впрочем, упрямство — это семейная черта.