Выбрать главу

Я знаю, что скажет Шай, если я признаюсь ему, даже если он чувствует то же самое. Он скажет, что он простой солдат, и даже если бы мне не была уготована особая роль в великом плане жизни, мало кто смог бы взглянуть на нас без предрассудков. Моя мама была пилотом, и вот к чему её это привело.

Я из знати, а Шай — нет.

Но если он меня любит… каждый раз, когда мне почти удаётся убедить себя, что он даже не видит во мне девушку, он делает что-то — порой сущую мелочь — и моё сердце парит в облаках, как «Оса».

Нежное прикосновение его пальца к кончику моего носа возвращает меня в реальность, и я чуть было не отскакиваю назад на километр. Не стоит ему такое делать, не тогда, когда у меня в голове снова крутятся такие мысли. Но он делает, и у меня внутри всё трепещет. Эти пальцы принадлежат человеку, с ранних лет обученному сражаться и убивать, но меня это не пугает. Он воин. Я люблю это в нём. И уважаю. Но лучше бы он не обращался со мной как с ребёнком.

— Может, не надо никуда лететь?

Я смотрю на него самым тяжёлым из моих взглядов, по которому мои братья всегда понимали, что со мной в этот момент лучше не связываться.

— Мне ведь это сейчас послышалось? То есть ты же никогда бы мне такое не сказал, да?

Из Шая вырывается смешок, и он опускает гогглы на мои глаза, уступая мне в этом вопросе.

— Только не делай глупостей, — это предупреждение, но только отчасти серьёзное. Он тоже хорошо меня знает.

Я рассматриваю его волевое, фактурное лицо, и стараюсь принять максимально серьёзный вид.

— Обещаю. Я вернусь быстрее, чем ты успеешь соскучиться. Может, даже не по частям.

Я взбираюсь в узкую кабину «Осы», мечтая о том, чтобы в ней было место для двоих. Каково это было бы — просто взять и улететь вместе с Шаем и никогда больше не возвращаться? Как бы я смогла убедить его отправиться со мной, забыв о долге и чести, и всех тех вещах, которые определяют нас как вейрианцев, и просто улететь за дальний горизонт?

***

Гул двигателя «Осы» как музыка для моих ушей, этот звук бурлит, растекаясь по моим венам. Несколько часов свободы. Время, когда никто не говорит мне, что делать и куда идти, никто не гоняет по политике и истории… Время, когда вокруг меня только небо, воздух и жужжание «Осы».

«Я рождена летать», — говорила своим братьям и далеко не раз. Пытаясь превзойти меня в воздухе, они, один за другим, все были вынуждены признать своё поражение.

Про рождённую летать, конечно, не совсем правда. Если я для чего-то и была рождена, так для того, чтобы стать пешкой в межзвёздных играх домов и родов, выйти замуж за кого-то, кого Империя или моя семья сочтёт нужным или хотя бы приемлемым. Я не из тех, кто живёт в мечтах. Однако я всё ещё продолжаю надеяться. Моя главная надежда заключается в том, что я просто окажусь не слишком значимой фигурой.

К счастью, мне не грозит судьба моих троюродных братьев и сестёр, у которых столько всего зависит от брака, что у них едва ли есть время на самих себя. Они породнятся с королевскими домами, отправятся на другие планеты, создадут династии, займут высочайшие посты — вот участь принцев и принцесс. Я слышала, что они уже выбрали какого-то иномирца для моей кузины Элиссы. В самом худшем случае меня, вероятно, выдадут замуж за кого-нибудь из низшей аристократии, и на этом моя политическая роль закончится. Если мне повезёт, он будет моим ровесником, или около того, и будет достаточно уважать меня, чтобы жизнь с ним была терпимой. И он будет вейрианцем, я надеюсь. О, предки, я так на это надеюсь. Кто-то, кто поймёт, как жизненно важно для меня сражаться и летать.

Я не помню, когда впервые поняла, что люблю Шая. Мне кажется, что так было всегда. А могло ли быть иначе? Один его взгляд, и у меня внутри всё сжимается, скручивается, дыхание перехватывает.

Как я объясню это своему отцу? Он должен понять. Он сам женился по любви, в конце концов. Значит, он позволит и мне сделать то же самое, ведь так?

Но что если Шай не чувствует ко мне того же? Что если он видит во мне только… не знаю — ребёнка, обузу… что ещё?

Я слишком труслива, чтобы спросить об этом прямо.