Вид просто фантастический. Панель управления интуитивно понятная, и машина быстро откликается. Есть только одна загвоздка.
— А где выход?
Кон кричит за моей спиной:
— Шай, нажми кнопку, чтобы открыть купол, она над…
Серия выстрелов разрезает воздух. Мы оба вздрагиваем, купол рушится, миллионы осколков летят на нас, осыпаясь по всей мастерской смертоносным дождём.
Шай опускает винтовку.
— Вперёд.
— Вот зачем надо был стрелять? — мрачно ворчу. — Идиот.
— Это просто стекляшка, — голос Кона дрожит.
Нет, не просто. Я-то знаю. Витражный купол был прекрасен, как отголосок всего того, что я видела в здании Рондета. Такой красивый. И, наверное, очень древний. Одно только мастерство исполнения сделало его бесценным. Даже я расстроена. Но если я поддамся эмоциям, то сломаюсь, прямо как это стекло.
— Я про пустую трату пуль, — Кон наверняка догадывается, что я вру. — Держись крепче.
Я поднимаю «Стрекозу» в воздух, не в силах посмотреть на Шая. Двигатель мягко гудит, вибрирует. Это не единственное сердцебиение, которое я чувствую. Лёгким нажатием я набираю высоту, и «Стрекоза» взмывает в небо.
Я оглядываюсь вниз, хотя мне не стоило этого делать. Под нами я вижу, как отступает Шай, как комнату заполняют фигуры в чёрном. Шай поднимает глаза, как раз когда мы начинаем отлетать от разбитого купола, и улыбается. Я уверена, что он улыбается. Не радостно, но удовлетворённо, не отрывая от меня своих голубых глаз. Не знаю, может ли он меня разглядеть, но это не так уж и важно. Он делает это ради меня. Он поднимает ладонь, прижимает к сердцу и сжимает в кулак.
Приветствие.
Прощание.
Весь верхний этаж взрывается. Ударная волна сотрясает «Стрекозу» ураганом жара и пламени, отбрасывая нас дальше в небо. А позади остаётся разверзшийся ад.
— Держись, — шепчет Кон. Его рука сжимает моё плечо в знак поддержки.
— Всё уже, — отвечаю я сдавленным голосом, и поднимаю рычаг, чтобы развернуться правее, — всё в порядке.
«Стрекоза» моментально отзывается, разворачиваясь в горячем воздухе, ловит воздушный поток и свободно скользит.
Она прекрасна. Самолёт, который Кон сделал специально для меня. Дивное творение. Здесь есть всё, о чём я только могла мечтать в летательном аппарате.
Слёзы текут по моим щекам. Я пытаюсь их сморгнуть, но они не прекращаются. Чёрт, сейчас не время для этого.
Но Шай… В груди ноющая боль, всхлипы рвутся наружу… Шай…
Кон обхватывает меня руками, не сковывая мои движения. Он зарывается лицом в мои волосы и вздыхает. Его дыхание горячее, судорожное, но оно действует на меня успокаивающе. Небольшое утешение.
— Мне жаль, Бел. Мне очень жаль.
Весь остаток пути мы проводим в молчании.
«Стрекоза» парит над Лимасиллом, охваченным огнём, над выжившими антейцами и одетыми в чёрное гравианцами, над горящими садами и террасами, залитыми кровью, над тем, что осталось от королевской библиотеки под мастерской Кона. Все эти книги… Все эти бесценные книги…
Падение Лимасилла. Я никогда не думала, что буду так оплакивать это место. Дирижабли в огне падают на землю. Всё рушится, остаются лишь развалины. Абсолютно всё.
И Шая больше нет.
Мы подлетаем к южному крылу, вход в которое всё ещё защищают от врагов. Мы оказались здесь даже быстрее, чем я думала. Мы пролетаем место, где ведутся яростные бои, и внезапно «Стрекоза» взбрыкивает, сбиваясь с курса. Боль пронзает моё бедро, но я ещё сильнее вцепляюсь в рычаг, возвращая управление.
— Что такое? — Кон прижимает меня к себе.
— Ничего, всё в порядке, — лгу я. Меня охватывает мучительная боль, но мне нужно скрыть это от него. Времени нет, надеяться не на что. Мы уже почти на месте. Я должна справиться. — Я приземлюсь там, у ворот. Ладно?
Как мне удаётся так мягко посадить «Стрекозу» у южного крыла дворца, я сама не знаю. Видимо, результат его разработок. Чёрные пятна пляшут перед моими глазами. Как только мы приземляемся, к нам спешат остатки почётного караула, и за ними по горячим следам несутся Джондар с горсткой придворных.
Мы в безопасности. Мы спасены. Все силы покидают моё тело.
Я выскальзываю из «Стрекозы», потому что Кон не сможет выбраться, пока я этого не сделаю, а они должны увидеть его живым и невредимым. Но при попытке опереться на больную ногу я падаю, беззвучно рыдая.
— Бел! — голос Кона звучит едва слышно, словно он опять говорит через свой медный ящик. Но помехи на этот раз возникают внутри моей собственной головы. Боль простреливает моё бедро, когда я пытаюсь пошевелиться, и оно жжётся, горит, в точности как весь Лимасилл.