Не могу. Не тогда, когда все остальные работают.
— Я должна заняться чем-то полезным.
— Ты уже занимаешься кое-чем полезным, — отвечает он, и в его голосе нет жёсткости. — Ты идёшь на поправку. Дай себе время.
— Но у нас нет времени. Что ещё известно о происходящем в мире? Где Элара?
В его глазах мелькает боль. Наверное, упоминать её было не лучшей идеей.
— Мы не знаем. Столько людей ещё… — его голос обрывается, но я знаю, что он хотел сказать: «Столько людей ещё пропало без вести».
Элара в том числе. Я так и подумала, когда проснулась и не нашла её рядом. В горле застревает ком, большой и острый, и мне приходится его проглотить. Ещё больше мыслей, которые нужно подавить, ещё больше трагедий, которые нужно пережить. Мама, Нерисса, Элара… их всех у меня забрали. Всех.
Я не буду думать о Шае. Просто не буду.
— Ну конечно, — я заставляю себя говорить ровно и спокойно. — Зачем действовать, когда можно сидеть и ждать, пока нас захватят?
— Зачем ломиться напролом и погибать, когда можно собрать информацию, которая может нас спасти? Мы миролюбивый народ, ваше высочество. Но это не делает нас тупыми, — он выглядит воинственно. Может, надежда ещё есть.
Впервые мне хочется искренне улыбнуться с тех пор как… да я уже и не помню.
— Ладно. Не тупые. Я запомню.
Джондар улыбается в ответ. Расслабившись, он, наконец, становится похож на человека.
— Вот и славно.
***
Следующие десять дней я отдыхаю и восстанавливаю силы, следуя всем рекомендациям доктора Хэли, и выполняю упражнения, которые помогают быстрее пойти на поправку.
Я стараюсь не слишком погружаться в мысли о погибших и пропавших без вести, но не всегда удаётся. Элара была моей подругой, понимала я это или нет, но после падения Лимасилла никто о ней не слышал. Что до моих стражников… ну, я видела, как взорвалась башня.
Я должна была быть вместе с ними. Я должна была остаться. Умом я понимаю, что никто другой не смог бы вывести «Стрекозу», но всё же. Я вейрианка. Мне здесь не место. Я только и думаю о том, что лучше бы я осталась с ним там. Мы могли бы попытаться что-нибудь сделать.
А ещё лучше было бы, будь он здесь, защищая всех этих людей. Тогда бы у них был шанс. А мне стоило остаться там.
Я жду вестей. Любых. О Зендере, о Лимасилле, о лагерях для военнопленных. Но в мире будто бы ничего не происходит. Совсем.
Кендал делает заявления, транслируемые на всех частотах. Он обещает заключить мир, если мы согласимся сотрудничать. Уверяет народ Антееса, что гравианцы не причинят им вреда. У некоторых людей в лагере есть всё ещё работающие планшеты. А дальше подключается сарафанное радио. Его ложь никого не обманывает. Надеюсь, по крайней мере. Но некоторые антейцы сотрудничают с захватчиками, по своей воле или нет. И с каждым днём прибывает всё больше гравианцев.
Кон здесь всё равно что призрак. Я чувствую его незримое присутствие в лагере. Все говорят о нём. Я могу сказать наверняка, где он был, но сама его не нахожу. Иногда я просыпаюсь с ощущением, что он приходил, пока я спала, что его запах всё ещё витает в шатре. Я задаюсь вопросом, пытается ли он дать мне личное пространство. Или просто избегает.
В то же время один призрак точно преследует меня дни и ночи напролёт. Шай. Я так привыкла к тому, что он всегда где-то рядом. Мне приходится напоминать себе раз за разом, что он мёртв. Иногда я уверена, что он разговаривает со мной в моих снах, говорит мне быть сильной, особенно когда я нахожусь на грани того, чтобы сдаться.
Все эти дни слились в один с момента падения Лимасилла. Я набираюсь сил заходить каждый раз чуть дальше, но меня никогда не пускают в одиночку. Я наблюдаю за Томом и Петрой во время их утренних тренировок: как всегда, сначала они воздают почести предкам, а затем следуют плавные, грациозные и в то же время быстрые движения. Я ещё слишком слаба, чтобы присоединиться, но я хотя бы могу смотреть на них и вспоминать наш дом. Я почти ощущаю присутствие Шая, как некий фантом между ними, как тень на их лицах. И на моём тоже. Некоторые беженцы тоже поначалу наблюдали, а потом начали присоединяться к тренировкам. Когда я набираюсь сил, чтобы принять участие, нас уже больше двадцати. Мы все движемся в унисон, сосредотачивая разум. Исполняем древний танец великих воинов. И призраки давно ушедших на тот свет танцуют среди нас.
Кон по-прежнему неуловим.
Когда я всё-таки решаюсь спросить Джондара, где же Кон, тот отвечает этой своей раздражающей улыбочкой. Явно злорадствует над тем, что знает что-то, чего не знаю я. Он ведь вновь вернул себе свою главную роль — вечный страж антейма.