— Мне жаль, — выдавливаю слова. — Мне так жаль.
— Не нужно, — первым приходит в себя Аэрон. — Ты не можешь сдерживать внутри столь сильные эмоции, юная королева. Глупо даже пытаться.
— Я не королева. Я не знаю, кто я теперь. То есть… всё же теперь изменилось. Идея была в заключении политического союза, чтобы предотвратить всё это, но не удалось.
Кон пристально смотрит на меня с открытым ртом, но когда я поднимаю на него глаза, он отводит взгляд, скрывая боль. Я закрываю глаза, ругая себя, и заставляю себя взять чувства под контроль. Когда я вновь смотрю на него, он уже подсчитывает войска, отмечает их передвижения, пытаясь понять их намерения. Словно ничего не произошло. Словно я не излила только что разом всю ту боль, что скопилась во мне.
— На восток движется конвой, — говорит он. — Видите?
Я делаю глубокий вдох, хотя здесь мне не нужен кислород. Это просто рефлекс. Так странно.
Нужно сосредоточиться на том, что мы можем сделать, на том, что может нам помочь. Нужно сфокусироваться на чём-то, кроме смерти Шая. Один из Рондета настраивает координаты, и через мгновение — после того, как пространство вокруг пролетело головокружительной вспышкой, — мы оказываемся там.
Длинным рядом люди пересекают долину, как большая чёрная змея.
— Пленные, — отвращение Ренны передаётся мне. — С ними обращаются, как с рабами.
Я не могу сдержать дрожь, вернее, её ощущение.
— Для гравианцев они ничем не лучше рабов. Даже хуже: они животные, которые должны либо пахать, либо быть убитыми. Ты их совсем не знаешь, Кон. Они не высокого мнения о пленниках. Мы должны им помочь.
— Нам не хватит людей, — шепчет Кон, наблюдая за пленными.
— Именно. А откуда им взяться, если их либо убивают, либо отправляют в трудовые лагеря? Не говоря уж о нашей нехватке провизии. Смотри, они идут к тем холмам. Через долину.
— Эскон-Фолз, — ровно произносит он. Я почти физически ощущаю, как напряжённо работает его мозг: как он хочет что-то предпринять, как он понимает, что нужно сделать, но не может придумать, как это осуществить. Я могу помочь ему с этим. Надо просто подумать. — У нас есть там несколько крупных шахт, мы обнаружили в них залежи крупных кристаллов, но копать глубоко в этих местах слишком опасно для жизни.
— Гравианцам плевать на это. Они пошлют туда мех и пленников. Они всегда так делают. И не склонны менять свои методы, если те дают результат.
Кон колеблется. Он переводит взгляд на меня, в его глазах отражается зелень листвы под нами, а в волосах словно спряталось солнце. Мы вновь оказываемся в святилище.
— Я… да, наверное, ты права, — голос Кона всё также звучит в моей голове. — Не так много дорог ведёт к этим горам.
— Тогда у меня, похоже, есть идея.
***
Ох, как мы спорим. Мы очень долго спорим. К этому всё и вело. С самого первого дня, как я прибыла на Антеес, чуть больше месяца назад. Кажется, что уже прошло намного больше времени. С тех пор, как я пыталась предупредить его насчёт Чолтуса, а он не послушал, всё шло именно к этому.
Мы приводим всё новые и новые доводы, приплетаем всевозможные аргументы. Весь вечер и затем всё следующее утро. Всё то время, пока строятся планы и идут приготовления, мы продолжаем спорить. Никогда я ещё не видела Кона таким оживлённым. Он называет меня безумной, безрассудной, говорит, что я тронулась умом, повредилась рассудком, растеряла остатки здравого смысла после этой аварии.
Он не называет меня самоубийцей. Наверное, боится, что так и есть. И, возможно, это правда.
Но мне плевать. Они не отрицают, что план сработает, что я права. Нет, все возражения относятся к тому, кто должен пойти, и спор ведётся о моей кандидатуре.
Как одна из трёх вейрианских воинов, оставшихся на Антеесе, я довольно быстро отмела возражения немногих выживших членов Военного совета о том, что принцесса должна оставаться в безопасности.
Кон упрямо отказывается уступать уже который день, но меня не переспоришь. Я выигрывала в наших перепалках с Зендером. У Кона нет шанса.
Другое дело — убедить Тома и Петру.
— Я нужна им, — настаиваю я. — Как и все мы. Вы это знаете.
— При всём моём уважении, ваше высочество… — начинает Петра. Она всегда так говорит, когда собирается стоять на своём. Уважение? Им здесь и не пахнет.
— Ой, да хватит, — перебиваю её. — У нас нет на это времени. Мы все знаем, зачем мы здесь, так что забудьте о титулах и сомнениях в плане. Я не могу позволить им порабощать и убивать антейцев, так что если только вы не собираетесь связать меня… — они обмениваются заговорщическими взглядами. Это только отчасти шутка. Но надеюсь, что всё же шутка. Потому что если они серьёзно решат это сделать, то они сделают. — Прекратите. Том, Петра, они нуждаются в нас. Они будут прятаться здесь, пока щит не падёт. А затем гравианцы найдут Рондет, когда мы уже все будем мертвы или захвачены. В планах Кона нет смысла, если их некому реализовывать. Нам нужно вложить в это дело всю душу, или, клянусь, гравианцы победят. Я не собираюсь смотреть, как гравианцы паразитируют на таком богатом мире, как этот. На таком уязвимом мире, где они могут разбогатеть и укрепить свои силы, чтобы вновь напасть на Вейриан. Я не могу. И не стану на это смотреть.