— А протокол и все такое? — спросил Брок. — Вдовствующая королева, ей небось замок положен или хотя бы поместье?
— Будет ей замок, но после того как угомонится, — усмехнулся Джек. — И замок, и полный штат слуг, и содержание. Но моральное здоровье поправить стоит. А то чесоточный порошок… даже боюсь предположить, что дальше будет.
Так и вышло, что еще до начала весны, по зимним дорогам королева Роза в сопровождении изрядной свиты из фрейлин, приживалок, горничных и лакеев уехала проводить свой вдовий траур далеко на север.
========== 10. ==========
Мишель родила на исходе Йоля, когда день уже почти повернул на лето. Последние недели она ходила, неся перед собой огромный живот и переваливаясь, как уточка. Нанятая Джеком повитуха неотступно пребывала в покоях принцессы, разминала ей спину и ноги и рассказывала всякие добрые былички и истории. Повитуха же помогла найти кормилицу, потому что знатные дамы сами грудью не кормят.
Рожала Мишель долго, повитуха даже тревожилась, не близнецы ли у нее. Но родился мальчик, здоровый, крупный, голосистый, с темными волосиками и светлыми глазами.
Стэнли нагрянул к Джеку, едва Мишель родила.
— Ваше величество, вы же благословите мой брак с вашей сестрой? — спросил он.
Стэнли не сильно изменил отношение к Джеку после коронации и присяги, но более не допускал никакого панибратства. Приятельские отношения, возможные с принцем, непредставимы с королем.
— Благословлю, не переживай. Вот Мишель придёт в себя после родов, и сразу смело назначайте дату похода в Храм. Со свадьбой, уж прости, не получится, траур касается и принцессы.
Джек, сильно переживавший за сестру в последнее время, наконец смог выдохнуть свободно. Выпроводив Стэнли, он налил себе настойки и отсалютовал в пустоту, зная что его услышат и поймут правильно.
Мальчик, сестра родила мальчика, а значит, вопрос с наследником решён, и не надо думать, ломать голову, откуда брать ребёнка для продолжения рода. Одной проблемой меньше. Хотя уже сейчас Джек начал замечать, что дела в королевстве потихоньку налаживаются.
Занявшийся армией и обороной Брок разогнал всех прихлебателей Сайласа, заглядывавших ему в рот, слепо подчинявшихся не сведущему в военном деле королю и боявшихся сказать хоть слово против; умудрился обнаружить несколько пограничных фортов, про которые все забыли; наладить с ремесленниками торговлю оружием. Баки же вычистил дворец, вымел поганым веником всех, в ком хоть сколько-то сомневался, заменил людей на своих, организовал охрану королевской семьи так, что у него даже голуби на крыше гадили только по расписанию.
Джек потирал руки. Его откровенно боялись все хоть сколько-то нечистые на руку дворяне. О заговорах и бунтах никто и помыслить не смел.
Когда ударили морозы середины зимы, от которых воробьи замерзали на лету, Баки сказал:
— Король Джек, сейчас самое время попроситься тебе под руку лорда Зимнего. Он сейчас в самой силе и не откажет тебе.
— Любовь моя, ты только расскажи, что мне делать нужно, — попросил Джек, обнимая одного из своих уже супругов.
Поженились они тихо, в дворцовом храме. Старенький жрец выступил свидетелем тройной клятвы и благословил их.
— Знаешь, — сказал Баки, — это может показаться смешным, но тебе надо вылепить снеговика. Знаю, снег не для них сейчас, но вот надо. Вылепить снеговика, надеть на него корону из рябиновых кистей, глаза сделать из угольков, рот нарисовать своей кровью и сказать, что ты отдаешься под покровительство лорда Зимнего. Если он тебя примет, снеговик улыбнется. Это… жутко это, правда. У него зубы будут ледяные. А потом он уйдет.
Джек передернул плечами. Согласись он на такой ритуал в детстве — и одними кошмарами точно бы не отделался.
Ближе к полуночи, когда большинство уже разошлись по своим комнатам, Джек оделся потеплее и вышел в королевский сад. Рябины ему набрал недоумевающий садовник ещё с утра, принёс в большом блюде, поставил на стол и поклонился, хотя по глазам было видно, что очень уж ему интересно, на кой-королю эта терпкая горькая ягода.
Снег рассыпался в руках, трескучий мороз вгрызался в кожу, выбеливал ресницы, брови и кончики волос, выбивающиеся из-под тёплой меховой шапки, но Джек упрямо, закусив губу от усердия, скатывал комок за комком. Изрядно вспотев и почти выбившись из сил, он разогнул спину, оглядел косоватого снеговика и принялся украшать, как велел Баки: рябиновый венок на голову, угольки-глаза и рот.
Взрезав ладонь тонким стилетом, Джек уверенным движением нарисовал на снежной голове нитку рта и вслух произнёс заветные слова о том, что он, Джек Бенджамин, отдаёт себя под покровительство лорда Зимнего.
Почти черная в свете полной луны кровавая полоса треснула и разошлась в улыбке, открывая острые прозрачные ледяные зубы. Сверкнули глаза-угольки. Снеговик коснулся рукой-веткой головы Джека, царапнул щеку. А потом встряхнулся, становясь выше и антропоморфнее, тронул корону и зашагал вперед между Джеком и Баки.
— Не смотри ему вслед, — шепнул Баки. — Пусть идет.
На утоптанном снегу, там, где стоял снеговик, что-то блестело и переливалось.
Брок наклонился и поднял, протянул Джеку. Это было кольцо, словно бы изо льда, но оно не таяло от тепла рук. Ободок — словно заиндевевшая сталь и камень — ледяной бриллиант.
— А у меня браслет, — сказал Баки, задирая левый рукав и показывая инеистое переплетение на запястье, такое тонкое, что напоминало рисунок. — Только снять его невозможно. Наденешь подарок от лорда Зимнего, король Джек?
Стоило кольцу оказаться на пальце, Джек вздрогнул, повёл плечами, пытаясь понять, что же он чувствует. По голове, плечам, спине словно прошлись холодные пальцы, ощупывая, проверяя целостность, сжали раз-другой сердце и… обняли, отсекая холод зимней ночи.
Джек замер.
— И правда не холодно.
— Это высокое покровительство, — объяснил Баки, обнимая Джека. — Тебе теперь не будет холодно в морозы и не жарко в самую бешеную жару. Пойдем во дворец.
Во дворце Брок приказал приготовить глинтвейн.
— Я чуть не околел, мороз такой, — поежился он. — Джек, у тебя теперь глаза, как у Баки. Как ледяные осколки. Страшновато.
— Я тебя пугаю, душа моя? — улыбнулся Джек, поиграл бровями и, притянув Брока к себе, полез холодными руками ему под одежду, огладил бока.
— Да вы оба охренеть какие жуткие, — поежился Брок и обнял его, поцеловал в холодные, с привкусом льда, губы.
— Дети Хэнгиста идут навстречу своему страху, — рассмеялся Баки и полез лапать их обоих.
Джек счастливо улыбнулся, притёрся щекой к плечу Баки, обнял посильнее Брока. Думал ли он ещё весной, что его жизнь так резко изменится только из-за того, что он, поддавшись душевному порыву, пойдет на звук барабанов, вместо того чтобы завернуть в оружейную лавку. Застынет в толпе зевак, заворожённый необычным танцем, пульсом отдававшемся во всём теле, впервые почти в открытую заплатит за это великолепное тело, пронзительные глаза, хищную грацию. Впервые окажется под кем-то и не только останется доволен, но и навсегда прикипит душой к совершенно незнакомому человеку, примет его со всем грузом, демонами, с мужем и опалой, сделает всё, чтобы помочь. Влюбится второй раз в этого самого мужа и поймёт, что именно так и правильно, что боги сами приложили длани к их лбам, творя их судьбы.
Именно сейчас Джек прекрасно видел своё будущее, будущее своей семьи. Он любил, был любим и почитаем, впервые жил без страха, без оглядки на кого-то другого, уверенный — подхватят, не дадут сорваться и будут любить любым.
The End