Он крякнул и тоже сиганул в опасное кипение, стукнулся пятками о невидимые склизкие камни. Корица схватила его, спасая от падения, и по грудь в воде они побрели к пляжику – она на шаг впереди, нашаривая ногами лишь ей известные камни на дне, а он сзади, старательно повторяя Корицыны движения. Когда выбрели, Крылов шлёпнулся на песок и раскинул руки, счастливо ощущая себя одновременно Колумбом и Робинзоном, и ещё немножко Адамом. Новому человеку в новом мире досадно мешала прилипшая к телу одежда. Крылов посмотрел на Корицу с сомнением, но та уже стягивала через голову свою вечную майку – движением настолько естественным и плавным, что он немедленно последовал её примеру, с наслаждением избавляясь от мокрых тряпок. Потом они долго валялись бок о бок, иногда случайно касаясь друг друга, и Крылов вначале тайком, а после в открытую изучал её тело и лицо. Корицу, казалось, никак не беспокоил этот досмотр, она ворочалась изредка, меняя позу, и тогда Крылов рассматривал трогательно острые лопатки и позвонки, а затем маленькие загорелые груди без намёка на бледные отметины бикини, что так бесили его у натурщиц, или россыпь веснушек на скулах, или родинку у основания шеи, которую мучительно вдруг захотелось поцеловать. Верно, почувствовав это его желание, Корица раскрыла глаза и очень серьёзно посмотрела на Крылова, и под долгим взглядом он покраснел тогда и отвернулся.
Была середина лета, и Крылов не думал о будущем с его дождями, осенью и серым городом. Слишком долго грезил он об этом месте, чтобы согласиться теперь на что-нибудь иное.
– Понимаешь, это место идеально, – говорил он Корице, быстро вычерчивая в песке мгновенный набросок. Потом подкатывала волна и слизывала его завитушки, и всё повторялось сначала. От многодневного молчания Крылов завёл привычку разговаривать вслух, оживляясь в часы, когда Корица спускалась к нему, иногда с провизией, но чаще просто так. Сам он поднимался наверх редко и неохотно, с тех пор как соорудил свою хижину. Корица была безупречной собеседницей: никогда не уставала слушать, не перебивала, а в серых её глазах Крылов прочитывал ответ на свои монологи, поддержку, одобрение и, бывало, протест. Для себя он решил почти сразу, что Корица русская, – не получив никакого отклика на прямые расспросы, он принялся смешить её и таки добился своего: прыснув от смеха и вытирая слёзы, она убежала от него в море.
***
Никос сидел на веранде и по обыкновению попыхивал трубкой, заметив Крылова, он широко улыбнулся и привстал навстречу.
– Здравствуй, Алекс, рад тебя видеть.
– Добрый день, Никос.
По случаю визита Крылов натянул шорты и рубашку и поэтому чувствовал себя скованно. Никос с минуту разглядывал его обросшую рыжеватой бородой физиономию с обветренными губами и блуждающие дикие глаза.
–Ты теперь совсем хиппи.
Крылов засмеялся и не ответил. Никос приобнял его и усадил за стол.
– Угощайся. Жена говорит, ты очень мало ешь. И знаешь, по тебе это заметно.
– Я много плаваю и карабкаюсь на скалы, бросил курить. Я в порядке.
Никос хитро улыбнулся и погрозил Крылову пальцем:
– Конечно, я рад, но ты заплатил мне за постой и еду, и я чувствую себя мошенником: спишь ты на берегу, а ешь, как ребёнок. Что скажут люди о старом Никосе?
– Я очень благодарен вам. За всё. И я хотел попросить…
Никос прервал его жестом руки.
– Оставайся сколько захочешь, Алекс.
– Спасибо, я заплачу, разумеется.
Никос поморщился и сказал:
– Сочтёмся позже.
Они посидели молча. Никос курил, Крылов ковырял еду вилкой. Он чувствовал, что грек хочет спросить его о другом. Наконец, тот решился:
– Жена говорит, ты сдружился с девушкой.
– Это правда.
– Алекс, мы оба мужчины, и я скажу напрямик: эта девушка особая, не разбивай ей сердце.
Крылов отложил вилку и поднял глаза.
– Вам не о чем беспокоиться.
Никос сокрушённо покачал головой:
– Боюсь, ты неправильно меня понял. Ты думаешь: старый ханжа Никос лезет не в своё дело. Нет, нет, не перебивай, дослушай. Посмотри на меня, Алекс. Все вокруг считают меня чудаком. Я держусь за эту скалу в море, хотя все давно сбежали, мои дети сбежали, а я не даю этому месту умереть. Но знай, всему есть причина, всему, и девушка здесь не просто так. Не обижай её, Алекс, слышишь?
– Да, – отозвался Крылов, вспоминая родинку у основания шеи, ямки над крестцом и ещё – белёсые шрамы на запястьях, – видит бог, Никос, вам не о чем беспокоиться.