— А вы от нас никуда! Ни на шаг! — приказал Юрочка и пригрозил плетью приотставшему Василию. — А чуть чего, все пули в рот тебе пошвыряю. — Увидев в столовой накрытый стол, он кинулся к Наде: — А это почему на столе собрано? Для кого жрачка?
— Резон, — поддержал высокий и протянул руку к кобуре. — Ну? Кого ждете?
— И без обмана! А то враз к стенке! — взвизгнул Юрочка.
— Спокойно, Юрочка! Я тебя прошу — прижми нервность, — многозначительно сказал высокий. — Мадам, так для кого вся эта обильная шамовка? По-быстрому!
— Для вас, — ни на кого не глядя, сказала Надя.
— Врешь...
Надю, словно плетью, хлестнула площадная брань. Она даже вздрогнула, как от удара, и оторопело глянула на Юрочку.
— Чего уставилась?! — опять взвизгнул он и поднял руку с плетью, намереваясь ударить девушку, но его остановил высокий.
— Я говорю — ша! — грозно прикрикнул он.
Надя была в смятении: то, что перед ней красные, поначалу не вызывало никакого сомнения, но окрики Юрочки, его угрозы настораживали; удивляло и то, что этот злобный человечишко в присутствии комиссара допускает брань и грубость. О комиссаре Кобзине Семен говорил только хорошее. Правда, комиссар сдерживает Юрочку, но вообще у них какие-то удивительные отношения. И говорят они не совсем обычно. Да, комиссар хорошо одернул Юрочку, но и в нем самом тоже есть нечто такое, что вызывает беспокойство и настораживает.
— Для кого собрано на столе? Ну? — продолжал Юрочка.
— Я правду сказала, — обращаясь к высокому, сдержанно промолвила Надя. — Стол накрыт для вас. Сама собирала.
— Персонально? Такого не может быть! Потому как вы не могли знать об нашем визите. Тут получается каша-малаша, — все больше настораживаясь, сказал длинный. — Так я излагаю, Юрочка?
— А я что? — зло буркнул Юрочка и недовольно отвернулся.
Надя хотела было рассказать о Семене, но почему-то вдруг почувствовала, что впутывать Семена в происходящее не следует. Даже нельзя! Но комиссару надо отвечать.
— Мы не лично вас ждали, — начала Надя. — Вообще красных. В городе красные, хозяева уехали, мы с Василием и подумали, что кто-то обязательно зайдет...
— И опять же — Семен Маликов заходил, — совсем некстати вмешался Василий, — так он сказывал... — Заметив взгляд Нади, Василий умолк.
— Это наш конюх приходил, он на конном дворе, — заметив, как переглянулись высокий и Юрочка, пояснила Надя. — Он сказал, что красные повсюду на постой встают. Мы ничем не хуже. Люди есть попросят...
— Тоже резон. Даже очень! — согласился высокий. — Может, попитаемся, Юрочка?
— Решай, комиссар. — Юрочка многозначительно приложил ладонь к животу. — Так-то вроде подсасывает. Только времени нету. Ты голова, решай.
— Позволим! — решительно сказал высокий. — И чтоб бегом! Мы остаемся у вас. Я так думаю — насовсем. А ты, — он обратился к Василию, — никому не открывать! Никого во двор не пускать, занято! Дошло?
Василий угодливо склонил голову и направился к двери, но его остановил окрик высокого:
— Стой! Пока не будет приказа, из дома не выходить. И прошу за стол. Вы, мадам, тоже, как хозяйка.
— Какая я хозяйка?
— Не скажите! Так что — пожалуйста, — настаивал высокий. — И ты тоже, Василий тебя звать?
— Ага, Василий! Как есть Василий! — Обрадовавшись, что его не обходят, и робко поглядывая на гостей, Василий полез за стол.
— У нас равноправие! Мы не хотим, чтоб кого-нибудь обидеть. Хватит, поизмывались над нашим братом, — разглагольствовал высокий, с трудом справляясь с ножом и вилкой.
Юрочка, следуя примеру своего товарища, тоже взялся было за нож и вилку, но, не совладав с этими орудиями пыток и ругнув их «буржуйским дерьмом», пустил в ход обе свои пятерни, и они старательно заработали: то тащили к его губастому рту изрядный кусок ветчины, то в два коротких приема облупливали вареное яйцо и, макнув прямо в солонку, целиком затискивали в широко распахнутый рот. От Юрочки не отставал Василий. Он так часто подносил ко рту куски, что Наде показалось — проглатывает их целиком, не разжевывая.
— Для чего стаканы? — полюбопытствовал Юрочка.
— Будет чай, — пояснила Надя.
— Буржуазийское пойло, помои! — недовольно хмыкнув, проронил Юрочка. — Не употребляю, конской мочой отдает. — И, лукаво подмигнув высокому, изрек: — Закусон под рюмочку бы?! Как ты, комиссар?
— Резон, — согласился тот.
— И я так кнацаю. А водочки не видать. Может, найдется где хозяйская?
— Пойду поищу, — ответила Надя.
Высокий с любезной готовностью сказал, что они не хотят беспокоить хозяйку, да и нет времени.
— Поискать можно потом, а сейчас обойдемся своим запасом. В аптеке нам подарили чуток спиртяги для безопасности насчет тифа. От тифа только один спирт излечивает.
Высокий кивнул Юрочке, и тот, впервые улыбнувшись, вытащил из-под полы полушубка изрядных размеров плоскую флягу под белой эмалью. Надя с первого взгляда узнала ее — она видела эту флягу совсем недавно в аптеке Цейтлина, куда бегала за порошками от кашля для бабушки Анны. За то короткое время, пока что-то развешивал на крохотных весах, разговорчивый аптекарь успел рассказать Наде о бедственном положении своего заведения. Все труднее становится добывать нужные препараты, а люди, как сговорились, болеют все чаще. И приходят за лекарствами. А что им дашь? Во всех отделах пустота. Особенно плохо со спиртом, его нельзя достать ни за какие деньги. А без спирта аптека не аптека. Больше половины капель, которые он изготовляет, — на спирте. В порыве откровенности, может быть, потому, что Надя жила в доме Стрюкова, а может, и потому, что внимательно слушала старика, он отпер дверцу шкафчика и, показав на белую плоскую флягу, сказал, что в ней вся жизнь аптеки, его семьи, а также жизнь многих людей, которым нужна его помощь. Неотложная помощь! Он расходует спирт, когда иначе уже поступить нельзя... И вот эта фляга на столе. Нет, старик Цейтлин не мог сделать такого подарка. Да и не каждый бы принял его... Что же происходит?
Высокий попросил рюмки, но, когда Надя поднялась и вышла из-за стола, ее остановил Юрочка, сказал, что не нужны никакие рюмки.
— Комиссар, признаю стаканы!
— Могу! — презрительно скривив губы, сказал высокий.
Юрочка налил всем четверым, но, подавая Наде, сказал:
— Вы, барышня, как женщина, можете и не пить, чего доброго, с непривычки еще кишки не выдюжат, а ты, конюх, как пролетарист, пей.
Глупо улыбаясь, Василий взял в руки стакан.
— Закусываю после третьего, — пояснил Юрочка и налил себе еще и еще раз. Заметив, что Василий не допил, он прикрикнул на него: — Чего скисуешь? Жми, айда!
— Да я ничего, — расплываясь в улыбке, боясь обидеть своих благодетелей, виновато сказал Василий и снова взялся за стакан.
Юрочка налил мужчинам еще и еще... Василий сразу опьянел и, вцепившись обеими руками в спинку стула, еле сидел за столом: его покачивало то в одну, то в другую сторону.
Надя забыла, что, кроме них, сидящих за столом, в доме есть еще один живой человек. Как только началась попойка, она окончательно уверилась: эти двое совсем не те, за кого выдают себя. Если они действительно из красногвардейского отряда комиссара Кобзина, то самого Кобзина среди них нет. По всему видно, что это пьянчуги и ворье, с такими Семен Маликов ни за что не будет водить компанию, а он хвалил своих товарищей. Ну, как она сразу не догадалась? А что она могла бы сделать, разгадай их даже в первый момент встречи? Ничего! Но надо что-то предпринимать, оружие в руках пьяного человека во много раз страшнее, чем в руках трезвого.
Надю уже не интересовало, кто же все-таки эти подозрительные типы; она напряженно думала, как выбраться во двор, и уж если не позвать кого-нибудь, то хотя бы отпереть калитку. Обещал же Семен прийти, и, возможно, придет не один... Придет, а калитка заперта. Надо вырваться отсюда!
Заметив, что в тарелках поубавилось, Надя сказала, что у нее в печке жаркое и она его сейчас принесет, но высокий грохнул по столу кулаком и заявил, что никуда хозяйку не отпускает, а на жаркое им с Юрочкой наплевать. Увидев висевшую на стене гитару, он спросил, чей это предмет. Надя сказала, что это гитара покойной хозяйки, умершей больше десяти лет назад. С тех пор гитара так и висит на этом месте.