Надя не сразу нашлась, что ответить ему, и промолвила первые попавшиеся слова:
— Да так, по делу...
— И куда, куда сейчас?
— К родне... Родня здесь.
— Разговоры! — крикнул конвойный, и перед лицом Коняхина свистнула плеть.
Конвойный вытолкнул Надю на крылечко и закрыл за ней дверь.
Радости как не бывало. И принесло же этого Коняхина! Сейчас она побежала бы к поезду, а теперь что делать? Хорошо, если Коняхин промолчит. Но нет, надеяться нельзя. А если он скажет — конец! Надо спасаться...
Коняхин не собирался молчать. Встреча с Надей его ошеломила: поразило то, что ее выпустили. Как же это могло быть, ведь она — красная? Выходит, сумела обвести! Теперь она и уйти сможет. Определенно уйдет!
Коняхин рванулся в дверь.
— Мне нужно к начальству, понимаете, к начальству! Очень важное дело, — заговорил он, обращаясь к конвойному. — Можно сказать, разговор о самих красных.
Его пропустили.
Ворвавшись в горницу, где только что была Надя, Коняхин, захлебываясь от торопливости, завопил:
— Держите! Красную держите, только что тут была! Выпустили!
— Что за чушь? — отодвигая стакан с чаем, недовольно спросил седоусый. — Ты кто?
— Я?.. Коняхин моя фамилия. Из Южноуральска, главный приказчик купца Стрюкова! — прокричал Коняхин и, выхватив из кармана свои документы, шлепнул их на стол.
— Чертовщина какая-то! — хмыкнул седоусый офицер. — Опять Стрюков! Вас сколько там еще едет от купца Стрюкова?
— Я один! Истинный господь! А сейчас была у вас красная... Корнеева ее фамилия. Это племянница господина Ивана Никитича Стрюкова, только пошла против него. С красными снюхалась! Она, можно сказать, совсем разорила своего дядю. Все его имение краснюкам спрудила. Она в Красной гвардии состоит. Гляжу сейчас — Надька! Ну, думаю, попалась, гадина! А ее взяли да выпустили!
— Распорядитесь вернуть! — приказал седоусый.
Молодой выбежал из комнаты.
Пока седоусый расспрашивал Коняхина, куда да зачем тот едет, вернулся молодой.
— Словно сквозь землю провалилась. Нигде нет!
— Найти! Она, должно быть, на станции.
— Я послал туда верховых.
Седоусый крутнул ручку полевого телефона.
— Станция. Крутогорино? Контрразведка. Задержите поезд до особого распоряжения. Что? Ушел? Прекрасно. — Он повесил трубку. — Никуда она не денется. Не ускользнет. Надо немедленно оцепить поселок, перекрыть все дороги!
После встречи с Коняхиным Надя заметалась, не зная, куда податься.
У крыльца по-прежнему стояли оседланные казачьи кони. Недолго думая, Надя отвязала одного, вскочила в седло и галопом пустилась к станции. Вдали она увидела свой поезд. Скорее, скорее!
Но тут же сообразила, что в поезде, если он будет стоять, ей не спастись — ее сразу найдут в полупустых вагонах, да и скакать на станцию рискованно, там белые казаки и солдаты. Увидят на коне — придерутся... А куда деться? Куда?.. Надо в степь. Знала бы дорогу, ударилась бы прямиком на Заорье. Конь добрый, бежит резво.
Тут Надя спохватилась — дорога-то в Заорье проста! Надо ехать вдоль железнодорожной линии, и она приведет прямо в Заорье.
Надя натянула повод, конь послушно зарысил. Уже подъезжая к полотну железной дороги, она заметила, что поезд двинулся и медленно пополз в сторону Заорья.
Это спасение! В контрразведке подумают, что она уехала поездом... А если и в самом деле попытаться? Коня отпустить... Опасно садиться на ходу? Вдруг да не удастся? Зато если удастся, ей никакая контрразведка не страшна.
Надя спрыгнула с коня, взобралась на насыпь.
Не спеша, шумно пыхтя, мимо прополз паровоз, за ним вагон, другой... И тут Надя услышала выстрелы, крики. Невольно оглянулась и увидела: к ней мчались двое верховых. Погоня? Должно быть, Коняхин!
Надя припустила, стараясь не отстать от поезда, и с ужасом заметила, что двери вагонов закрыты. Она бежала рядом, что-то кричала, а вагоны, один за другим, проплывали мимо. И вдруг она увидела вагон с тамбуром: сама не зная, как это удалось, Надя ухватилась за поручни тамбура, хотела подтянуться на руках, но не смогла. Еще попытка, еще — и все безуспешно. Руки ослабевали, и она чувствовала: еще несколько мгновений — и пальцы ее разожмутся, она сорвется, упадет, и тогда — конец. Но тут какая-то сила подхватила ее и потянула вверх.
— Тебе что — жизнь надоела? — уже очутившись в тамбуре, услышала Надя грубоватый голос и увидела громадного человека в солдатской шинели; на плечах его были погоны, на шапке кокарда.
«Беляк?»
Отдышавшись, Надя стала благодарить своего спасителя.
— Чем богаты, тем и рады! — шутливо ответил он.
А верховые не отставали, видя, что паровоз с трудом преодолевает крутой подъем, нахлестывали лошадей. Они заметили, в каком вагоне укрылась Надя, и снова открыли стрельбу.
— Гады! — буркнул Надин спаситель и тоже несколько раз пальнул из револьвера.
Его выстрелы как бы отрезвили преследователей, они начали отставать, затем повернули коней и ускакали назад.
— Вот и отбились, — пробасил Надин спаситель.
— До Заорья еще есть станция? — помолчав, несмело спросила Надя.
— Нет. Крутогорино последний полустанок.
Вскоре показались слабые огоньки и поезд прибыл на станцию Заорье.
Надин спаситель снял погоны и кокарду и спрятал их в карман. Поезд еще не остановился, а он уже спрыгнул вниз.
На платформе стояли вооруженные люди, было видно, что они пришли встречать поезд.
— Наши! — радостно вздохнула Надя, увидев на шапках солдат алую ленту.
Глава четвертаяНе вдаваясь в подробные расспросы, комендант станции взял телефонную трубку, попросил соединить его с комиссаром красногвардейского отряда города Заорья Дробышевым.
— Тут с поездом прибыла девчушка из Южноуральска. Рвется к вам, говорит, будто бы с поручением от комиссара Кобзина... Хорошо... Сейчас. — Он повесил трубку. — Едем, — сказал он Наде. — Ты, видно, замерзла? — спросил он, увидев, как Надя растирает руки.
— Вся дрожу.
— Сейчас согреемся.
Комендант налил из жестяного чайника кружку кипятка и поставил перед Надей.
— Пей.
Она не стала отказываться. Кружка жгла руки, и Надя то и дело перекладывала ее из одной руки в другую, тепло от кружки растекалось по всему телу.
— Ты пей, пей. К сожалению, ничего другого нет.
Надя с жадностью отхлебывала маленькими глотками припахивающий котлом кипяток. Она вспомнила, что в котомке есть хлеб и сало, но у нее была такая жажда и ей было так приятно непрерывно, глоток за глотком, отхлебывать горячую воду, что она тут же забыла о хлебе.
Комендант станции молча посматривал на девушку. И когда заметил, что кружка опорожнена, улыбнувшись, спросил:
— Ну как, еще? Или уже согрелась?
— Спасибо. Согрелась. И трясучка прошла.
— Ну, а коли так, давай двинемся. — Он взял стоявшую в углу винтовку. — Пошли!
За станцией они сели в розвальни.
— В штаб, — коротко приказал комендант.
Красногвардеец натянул вожжи. Лошадь с ходу взяла рысью, полозья зашуршали по снежной колее.
Впереди ни построек, ни огонька.
— А куда мы едем? — спросила Надя.
Она почему-то считала, что город Заорье находится рядом со станцией, и не понимала, зачем им понадобилась лошадь.
— В степь! К волкам! Их много тут бегает, — пошутил красногвардеец.
— Никогда здесь не бывала? — спросил комендант. — Заорье верстах в пяти-шести отсюда. Небольшой городок, а знаменитый: настоящая крепость — место ссылки, тут отбывал ссылку украинский поэт Тарас Шевченко. Слыхала о нем?
— Да.
У моста через реку их остановил патруль, комендант сказал отзыв, и они двинулись дальше.
— Это какая река? — поинтересовалась Надя.
— Оря. Потому и город — Заорье.
Въехали в город. Сани то и дело сворачивали либо в одну, либо в другую узкую улочку.
— Вот это и есть наше Заорье, — сказал комендант станции.
Остановились возле двухэтажного дома, над дверью которого трепетал на морозном ветру красный флаг. На тротуаре стоял пулемет, рядом с ним пулеметчик. Несколько лошадей было привязано у коновязи; там же топтались красногвардейцы.