Выбрать главу

Надя свернула в несколько раз свой платок, положила на лавку вместо подушки. Одну полу шубейки подстелила, а другой укрылась.

— Надь, а как бабаня? Живая?

— Ничего, жива-здорова, только постарела, прямо вся сгорбилась. Лицо — одни морщины.

— И с кем она там?

— В монастыре живет. Костя приподнял голову.

— Это как же ее туда занесло?

Надя рассказала.

Хотя они уговорились спать и Костя погасил коптилку, в темноте еще долго слышался шепот.

Глава шестая

После нескольких суток без сна Надя настолько устала, что еле брела по заснеженным улицам Южноуральска: шубейка казалась ей тяжелой и тянула вниз; чтобы избавиться от этой тяжести, хотелось опуститься прямо на снег. Мучила жажда, и Надя взяла горсть снега, сжала его в комок и с жадностью принялась сосать. Скорее бы добрести до дома!

Из ворот штаба выехали два конника. Да это же Кобзин и Семен Маликов! Куда они? Вдруг проскочат мимо и не заметят ее?

Но Семен увидел.

— Петр Алексеевич, Надька! — радостно вскрикнул он, и конь его взвился на дыбы. — Надь, ты?! — во весь голос вопил он и, очутившись рядом, на всем скаку спрыгнул с лошади. — Здорово! — Он крепко сжал ее мокрую и холодную руку.

А рядом уже был Кобзин. Он спешился и, накинув повод на руку, шел к Наде.

— Вот уж нежданно-негаданно! Сказать откровенно, я не надеялся увидеть тебя так скоро.

— Она у нас, Петр Алексеевич, знаете, какая быстрая? Как ласточка. Глазами не успеваешь следить.

— Ну, как, все обошлось благополучно? — стараясь не выдать своей тревоги, ласково спросил Кобзин.

— Ничего, Петр Алексеевич.

— Трудно пробираться?

— Трудно, Петр Алексеевич, — созналась Надя. — Как остановка — проверяют документы. Арестовывают, мужчин почти всех забирают.

— Ты не заболела? — спросил Кобзин, всматриваясь в побледневшее и усталое лицо Нади.

— Спать хочется.

— Долго не спала?

— Негде было.

— Ну, иди отоспись.

— Нет, я вам сначала расскажу, что велели передать Дробышев и Звонов.

— Да разве ты их видела? — удивился и обрадовался Кобзин.

— Ну да, видела... А как же?

— Надя! — Кобзин обнял ее и расцеловал в обе щеки. — Коли такое дело, пошли назад, в штаб.

— Ну, рассказывай, как же ты успела так быстро обернуться? Ведь отсюда до Айдырли более пятисот верст! — сказал Кобзин, когда они вошли в кабинет. — По нынешним временам поезд туда идет около недели, а тебе надо еще было и в Урмазымской побывать. Тоже более сотни верст.

— А мне повезло, — похвалилась Надя, — в Заорье всех повстречала. Туда как раз Степан Звонов с отрядом прибыл. У них, Петр Алексеевич, неплохие дела. Они там по всей округе власть захватили. Так и вам велели передать. В станицах у казаков отобрали все оружие. Им помогли уральские рабочие, прислали и патронов и снарядов. Дробышев велел передать, что на первое время у них оружия хватит и теперь они будут наступать в нашу сторону. Я рассказала, как у нас плохо с продовольствием, говорят: поможем. Между прочим, они забрали весь стрюковский скот. И табуны лошадей забрали. Еще просил передать Дробышев, что прошел слух — атаман собирается мобилизацию объявить. Да не только казаков, а вообще всех мужчин. Говорит, это неспроста.

— Значит, и там ходят такие слухи? Видно, атаман готовит наступление, вот и накапливает силы.

— Петр Алексеевич, так у них же стрелять нечем, — сказал Семен. — Нам хоть Самара маленько подкинула.

— Да, конечно. Но мы, возможно, и не все знаем. У белых тоже не дураки сидят. Что еще передавали товарищи из Заорья?

— Они хотят пробиться сюда на бронепоезде.

— У них и бронепоезд есть?

— Есть

— Эх, нам бы его сейчас! — восторженно сказал Семен.

— Не завидуй, скоро и у нас будет.

Кобзин подошел к Наде, опустил ей руки на плечи.

— Ты, Надюша, очень важные вести привезла! И вообще преотлично справилась с заданием. Я сейчас больше тебя не буду задерживать, иди отдыхай. Потом встретимся, и ты расскажешь более подробно о своем путешествии.

Надя поднялась.

— Ну, а что с братишкой? — спросил Кобзин. — Жив?

— Жив! Только ранен. В Заорье он.

— Костя ранен? — спросил Семен.

— Да, в ногу.

— Вот сволочи, даже детей бьют!

— Это в бою случилось. Он в отряде Звонова.

— Да не может быть! — воскликнул Семен. — Он же совсем махонький, вот такой. — Семен рукой показал чуть повыше стола.

Надя невольно улыбнулась.

— Был такой. Теперь он у Звонова ординарцем. Когда я приехала в Заорье, на другой день они наступали на Крутогорино. По железной дороге, впереди, пошел бронепоезд, за ним обыкновенный поезд с пехотой. Это дробышевский отряд. А Звонов конницей ударил из-за горы, там гора есть, у Крутогорина. Так вот, он из-за этой горы и влепил. Видали бы вы, как заметались белые. Бегут — кто куда! Почти и не отстреливались. Наши много оружия там захватили.

— Подожди, подожди... а ты откуда все это знаешь? — спросил Кобзин.

— Ей-богу, Петр Алексеевич, она была там, — восторженно сказал Семен. — Была, Надька?

— Ну, была...

— Значит, с первым боевым крещением!

— Там вот и поранили Костю. Хотела было остаться с ним, но врач сказал: не опасно.

— Гляди ты, что на свете делается, можно сказать, сопляк и тот воюет!

— Если бы ты с ним поговорил, вряд ли назвал бы сопляком, — усмехнулась Надя.

— Лихой?

— Не то что лихой, а злой. Даже бледнеет, когда говорит о беляках.

В соседней комнате послышались громкие голоса, рывком распахнулась дверь, и в кабинет стремительной походкой вошел Джангильдек Алибаев. На нем — лисий малахай, черный полушубок с белой оторочкой подхвачен ремнем, добротные расписные валенки. Все лицо его сияло радостью. Под тонкими черными усами веселая улыбка. За спиной у Алибаева винтовка, слева клинок, справа у ремня наган. Алибаев круто хлопнул плетью о голенище и, приподняв руку над головой, крикнул:

— Салям! — и бросился пожимать руки. — Дорогой комиссар Кобзин, дорогой Петр Алексеевич, здравствуй! Корнеева, мое почтение! Семен Маликов, салям!

С его появлением комната наполнилась шумом и, кажется, во много раз стала меньше.

— А мы тебя совсем заждались, — сказал Семен, довольно потряхивая рукой после крепкого пожатия Алибаева.

— Каким ветром? Поездов-то вроде нет? — спросил Кобзин.

— Попутным, конечно. На этот раз обошелся без поезда. Везде, понимаешь, казачьи разъезды, так я решил обмануть беляков. Думаю: шайтан с ним, с этим поездом! Хотите меня поймать? Лучше я вас поймаю! Плюнул на поезд, перебрался на лошадку, мало-мало кружил по степям, по аулам — со мной набралось полсотни джигитов, они здесь у ворот... И решил ехать открыто. Надели мы погоны, кокарды нацепили и благополучно проехали. Врага всегда полезно обмануть. Так я думаю, и товарищ Ленин такого же мнения.

— У Ленина был? — не без зависти спросил Кобзин.

— А как же! — воскликнул Алибаев. — Был в Смольном! Вы понимаете, какой это человек? Он со мной, как с братом, как я с тобой, Петр Алексеевич! Товарищ Ленин назначил меня к тебе в помощники, товарищ Кобзин! Я тоже теперь комиссар Степного края. Вот смотрите! — Алибаев достал из нагрудного кармана кожаный кисет, одним движением расшнуровал его, осторожно достал и развернул бумажку со штампом и печатью. — Во! Заместитель. Комиссар по национальным вопросам. А подпись? — Он осторожно приложил палец. — Ленин! Понимаете, товарищи?! Теперь баи завоют, как голодные волки! Я сейчас немного в степь завернул — их уже меньше стало, этих шакалов.

Не переставая улыбаться, Семен не сводил восторженного взгляда с Алибаева.

— Правильно! — сказал он, хлопнув рукавицей об рукавицу.

— Правильно-то правильно, — сказал Кобзин, — но торопиться не стоит, как бы дров не наломать.

Алибаев крепко обнял Кобзина.

— Дорогой Петр Алексеевич, из бая дрова не получаются. Ты, помнишь, говорил, какая твоя любимая песня? «Это есть наш последний и решительный бой». Вот и моя тоже. Она как раз против бая. Так я понимаю?

Алибаев, вдруг посерьезнев, остановился посреди комнаты и заговорил так, будто перед ним было не трое, а большая масса людей: