Сейчас генерал-лейтенант никак не хотел оставаться "бывшим" во всём, искал возможность послужить престолу, желал принести благо России. Озлобленный на либералов за невероятную травлю, имеющий зуб на кое-кого за столыпинское дело, он мог стать прекрасным помощником в расследовании.
- Павел Григорьевич, что же Вы? Пусть Манасевич развлекается, как может, только бы Штаб не спалил, - третий и последний "коллега" призывал к миру.
Бобрев машинально взял под козырёк, даже фуражку для этого быстро надел на голову. Всё-таки встретиться лицом к лицу с Александром Ивановичем Спиридовичем, полулегендарным в среде контрразведчиков, жандармов, провокаторов и террористов человеке.
Первое, что бросалось в глаза - это знаменитые усы Спиридовича, издалека похожие на двуглавого орла. Разлапистые, формой напоминавшие широкий треугольник, закрывавшие верхнюю челюсть от губы до переносицы. Вечно прищуренные глаза - всех он "брал на карандаш", всех оценивал и запоминал, проча персонажами своей следующей книги. Дело в том, что с самой молодости в нём боролись историк и жандарм. Ещё не получи звание поручика, Александр Иванович становится историком полка. В третьем году он задержал Гершуни, и это дело наделало огромного шума как в России, так и за рубежом, где находилось всё руководство эсеровской партии. За это не раз ему мстили социалисты-революционеры: он пережил три нападения, заработал несколько ранений и в конце концов был переведён на новую службу - в охрану Николая II. В Царском Селе Спиридович создал целую библиотеку Охранного отделения, потрясающую по своей ценности и значимости, обеспечивает охрану императорских поездов, читает лекции по истории революционного движения жандармам, и тут - убийство Столыпина. Он обвиняется в бездействии, забрасывается оскорблениями со стороны Гучкова - и даже вызывает того на дуэль. Но её, к счастью или к несчастью, запрещает начальство.
Перед началом войны он пишет книгу по истории социал-демократической партии, в шестнадцатом году выходит уже вторая - о "жизни" эсеровской партии и е предшественников.
Его постоянно хотят убрать подальше от царя, выдавливая куда-нибудь в провинцию губернаторствовать. В шестнадцатом году его таки переводят на должность ялтинского губернатора, а двадцатого февраля Протопопов срочно вызывает в Петроград. Но было уже поздно…
Что помогало так быстро продвигаться Спиридовичу по служебной лестнице? Способности? Без сомнения. Но был ещё один фактор - личная жизнь. Спиридович оказался несчастен. Его сын Александр умер вскоре после рождения, жена сошла с ума в десятом году и помещена в психиатрическую клинику в Риге. Через пять лет Синод признает брак расторгнутым. Вскоре последовала вторая свадьба, на Маргарите Макаровой.
- Вольно! - тонко улыбнулся Спиридович. - Прошу Вас, Дмитрий Петрович, присаживайтесь. Нас ждёт очень долгий и очень серьёзный разговор.
- Благодарю, - Бобрев не преминул воспользоваться приглашением и занял место напротив Манасевича. Душа его пела. Какие люди! С кем ему предстоит работать! Величайший авантюрист и разведчик, борец с масонством (и с собственной агентурой, Курлов развалил систему провокаторства) и терроризмом. Все они были "себе на уме", все хранили свои секреты, все "имели зуб" на либеральную оппозицию и Гучкова сотоварищи. Да, эти будут работать не за страх, а за совесть! Только останавливай!
- Ну-с, господа-с, может, за встречу?
В руках Мануйлова нежданно-негаданно, незаметно для Бобрева, оказалась бутылку хорошего французского вина. Тут же зазвенели и бокалы, объявлявшиеся на столе.
- Мануйлов! - окликнул Курлов. - Вы забываетесь! Мы на службе.
- А, ну таки после - можно, значит? - хитровато осклабился Манасевич.
Бутылка исчезла до поры до времени. Бокалы, меж тем, остались на алой скатерти.
- Господа, думаю, всем известно, зачем регент собрал нас вместе? Общая задача ясна? - начал Спиридович "летучку". - Или мне предстоит это уточнить?
Курлов скривился: видимо, ему не понравилось, что именно Спиридович взял бразды правления совещанием в свои руки - но лишь кивнул.
- А чего ж тут непонятного? Предстоит замечательнейшее дельце. Не хуже, чем при добывании японских шифров. А может, тут и газетную операцию предстоит провернуть. Да-с, скорее всего, газетки надо будет поднять…Деньги, надеюсь, на это благое дело имеются?
Так и казалось, что Манасевич-Мануйлов вот-вот потрёт свои руки в предвкушении денежного дождя. Кредитные билеты, золотые и серебряные монеты, камни, ассигнации, на худой конец ракушки каури, - всё это Ивушка очень и очень любил. Может быт, даже больше, чем успешную карьеру и похвальбу начальства. Впрочем, последнюю он предпочитал в виде всё тех же денежек, денег и деньжищ.