Фархэ, - кивнул один из воинов, что стоял справа. Коренастый, крепкий с широкими плечами. Седые волосы аккуратно зачесаны в низкий хвост, лицо морщинистое, загорелое. Настоящий воин, какими их рисуют в исторических книжках.
Фархэ, - согласился с ним молодой рыжеволосый напарник, аккуратно повернув мне голову, чтобы лежала ровно.
Они отвернулись, направившись к выходу, куда я собиралась успеть за ними, чтобы подсунуть мешок в закрывающуюся дверь, но тут по телу пробежала волна болезненной судороги. Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями с ладони. Нет. Только не сейчас, только не при свидетелях. Но откату все равно, он торопится пожаловаться на жизнь, подарив новые воспоминания. Я зажмурилась и стиснула зубы, держась из последних сил, но боль оказалась сильнее. Тело выгнуло дугой, руки вцепились в стол, с пронзительным скрипом царапая ногтями железный настил, свет померк, и я полетела в водоворот чужой жизни.
Мне не больше десяти. Я стою посреди прекрасного храма с ослепительно белоснежными стенами и смотрю на хрупкую фигурку с огромными золотыми крыльями, что навечно застыла на пьедестале, воздев тонкие руки к небу, откуда из круглого отверстия в потолке на нее льется солнечный свет. Волшебно. Кажется, мое сердце вместе с ней рвется туда, наверх, к свободе. Но обидная оплеуха от служительницы возвращает в серую реальность. Я опускаю голову и продолжаю возить грязной тряпкой по белоснежным плитам пола, стирая следы сотни грязных ног...
Мне двенадцать, наверно. Я не знаю когда родилась и где. Никогда не видела родителей и настоящего дома. Моя семья — одинаково серые послушницы, такие же, как и я, не нужные целому свету. Почему меня бросили? Что я сделала не так? Грусть то и дело перерастает в злость, от которой сжимаются кулаки, а слова бьют не хуже плети. Ненавижу этот мир. Ненавижу храм и свою несправедливую судьбу, в которой каждый день похож на предыдущий.
Мне пятнадцать. Опять главный зал храма Света и все та же статуя, от которой рябит в глазах. Теперь она не кажется красивой. Скорее несчастной и испуганной, с такой же сломанной надеждой на неосуществимую мечту о свободе. Мы с ней похожи. Застряли за белоснежными стенами среди светлых одежд, за которыми прячутся черные души. Служительница снова недовольна, хмурит брови, взглядом обещая посадить в каменный мешок комнаты дум. Камера, как для преступников, предавших корону, о которых пишут в книжках. Что я сделала не так?
Картинка потускнела, замелькали одинаково серые дни, где единственным развлечением были дни службы, когда одетые в золоченые одежды служители устраивали представление для прихожан, ради звонкой монеты прощая то, о чем я даже думать боялась. Я слышала их молитвы, слышала, о чем они просят Свет. Разве можно простить за убийство или предательство? Но служители прощали. Касались грязными руками золотых крыльев и отпускали черные души, которые продолжат делать то, что им хочется. Храм — самое страшное место. Здесь каждое слово — ложь, каждый взгляд — обман. Кажется, колупни побелку и оттуда посыплется грязь.
Мне семнадцать. Я сижу в темной комнате на узкой койке, вторым ярусом подвешенной на цепях над кроватями тех, кто старше. В руках тусклый камень-огонек и книга. Прекрасные эльфы, сильные и храбрые рыцари, балы и величественные замки. Вот, где настоящая жизнь, которой не видно за белыми стенами. Но она кажется мне еще более выдуманной, чем истории в романах. Интересно, я похожа на принцессу? Тереблю светлый локон, примеряя на себя алмазную диадему. Я такая одна из всей комнаты. Светлые волосы — признак светлой крови. Не всегда, но может...
Я стою в просторном кабинете настоятельницы, из высоких окон бьет яркий солнечный свет, горячий ветер приносит с собой звуки жизни, которая так далека от меня. Напротив — двое стражников в алых мундирах. Впервые так близко вижу яркую ткань, а пуговицы так и сверкают в лучах. Красиво и очень дорого. Меня отдают им. Куда? Зачем?
Темные коридоры храма сменились огромной площадью, забитой кричащим народом. Сотни лиц и голосов, а над головой бесконечное синее небо, до которого по-прежнему не дотянуться, как и до свободы. Руки скованы цепями, я стою среди таких же испуганных девиц, с надеждой глядя в толпу. Это сон? Почему я оказалась рядом с продажными женщинами и воровками на долговых торгах? Я ведь всего лишь послушница, так за что меня продают? В голове повторяется фраза настоятельницы о том, что за меня давно перестали платить, а значит, пора отдавать долги. Я с ужасом смотрю на мерзких мужчин, покупателей, развалившихся в потертых креслах с выцветшей обивкой. Они рассматривают меня, как товар, забыв, что внутри еще есть человек. Больно. Из глаз текут непрошенные слезы, закрывая от взора продажный несправедливый мир.
Темно. Я иду за купившим меня человеком в дорогом бархатной костюме. Он даже снял с меня цепи, просто держит за локоть, больно впиваясь острыми пальцами. Я не сопротивляюсь, послушно переставляя ноги. Мне все равно. Вся жизнь прошла в бесполезных мечтах и надеждах. Я с самого рождения была не достойна чего-то большего. Я не принцесса, хоть и часто пыталась уверить в этом других воспитанниц, которые лишь презрительно улыбались.
Мы шли сначала по широким проспектам, потом свернули на узкие улицы, где мостовая утопала в грязи от недавнего дождя, то и дело раня ноги острыми краями разбитых камней. Я чуть не падаю, но господин продолжает тащить меня куда-то. Померкли огни ярких окон домов, сменившись одинаковыми стенами складов и закрытых мастерских. Впереди забытый район, спрятанный за разбитой стеной старого города. Темные развалины покинутых домов смотрят темными провалами выбитых дверей и покосившихся окон. Под ногами хрустит жухлая трава и осколки черепицы...
Страшно. Я стою посреди заброшенного дома в темном пустом зале. Вместо одной из стен — высокие кусты, за которыми видны разбитые колонны некогда величественного крыльца и блестит в свете луны заросший фонтан, превратившийся в болото. Я одна. Только ветер шумит в заросшем саду.
Атэ, - послышалось из темноты, где недавно пропал господин и вокруг меня вспыхнуло пламя. Сотня тонких игл пламени устремилась к потолку, образуя спиральный рисунок свечей, в центре которого стояла я.
Атэ, - прогудел ветер в пустых комнатах второго этажа.
Ара, - он вышел из тени, улыбаясь так, что мое сердце испуганно вздрогнуло. В руке блеснул нож, целя тонким острием в меня.
Я хотела закричать, но горло сковал страх, как и ноги, которые будто приросли к грязному полу, по которому растеклись бесформенные лужи оплавленных свечей.
Атэ, - повторил он, остановившись на расстоянии в шаг.
Ара, - взвыл ветер в саду, ворвавшись в дом. Погасли свечи, вновь оставив меня в небольшом круге лунного света за которым не видно ничего, кроме тьмы.
Атэ ара, - схватил за руку господин и вонзил кинжал в свое сердце, упав к моим ногам.
Темная кровь растеклась по полу, облизала туфли, пропитала подол старого платья. Ноги подкосились и я упала, путаясь в юбке попыталась отползти, но темнота вокруг зашевелилась, пошла волнами, ветер зашипел, повторяя слова мертвеца. Темнота обступила со всем сторон и замерла непроглядной стеной, в которой словно сотни змей зашевелились. Я слышу их, чувствую, как они медленно выползают из темных углов и трещин старого пола.