Выбрать главу

– Ты сейчас даже красивей, чем обычно, без пудры и румян на твоем личике, – прошептал он.

Тина вдруг отчаянно вскрикнула. Она вспомнила, как ночью умывалась холодной водой, а потом, не имея привычки к косметике, забыла вновь наложить грим.

– И вот такой, как сейчас, – продолжал завороженно граф, – ты кажешься мне совсем юной, невинной и нетронутой. – Казалось, он говорит это в большей степени себе, а не ей.

Затем губы его мягко коснулись ее рта, и он подарил девушке поцелуй, лишенный страсти, но преисполненный нежности и ласки. Поцелуй это длился едва ли не до тех пор, пока лошади не остановились на улице Сент-Оноре, а когда губы его отпустили ее. Тина прошептала слова, вырвавшиеся совершено помимо ее воли:

– Я люблю тебя! Люблю настолько, что в жизни для меня больше не существует никого и ничего!

– Так же, как и для меня. А потому, когда сегодня днем я заеду за тобой, чтобы снова позавтракать вместе, нам придется еще немало поговорить с тобой о нашем будущем. Впрочем, одно я знаю уже точно: жить без тебя я не в силах.

– Нашем… будущем… – эхом повторила Тина, и слова застыли у нее на губах, а ледяная рука мучительно сжала сердце.

– Мы должны быть вместе, – еще раз сказал граф. – И пусть мы знаем друг друга всего несколько дней, ты заполнила мою душу настолько, что нет теперь для меня иной жизни, как только вместе. – Он снова поцеловал девушку, но лакей открыл дверцы. – Так не беспокойся же ни о чем, моя Радость, и предоставь все хлопоты мне. Ложись спать и спи сладко. Я заеду за тобой в час, и тогда мы обсудим все волнующие тебя вопросы.

Тина слабо улыбнулась, но отвергла протянутую графом раненую руку, которую тот протянул, чтобы помочь ей выйти из кареты.

– Прошу тебя, не надо. Ведь ты знаешь, лучше не беспокоить рану, пока кровь не остановилась окончательно…

– Ты так заботишься обо мне? – счастливо рассмеялся граф.

– Мне бы хотелось… это делать.

Глаза их встретились.

Но Тина быстро выпрыгнула из кареты и, опасаясь того, что граф может последовать за ней, бросилась вверх по лестнице не оглядываясь.

Тина уже почти заснула, как услышала, что ее зовет брат.

Трудно было прийти в себя и вернуться к действительности после радужных мечтаний, и потому девушка надеялась, что Кендрик, не услышав ответа, успокоится и оставит ее в покое. Но он настаивал:

– Тина! Да проснись же. Тина? Проснись!

– Что? Что случилось? – нехотя спросила она полусонным голосом и с трудом раскрыла сомкнутые веки. Тут она увидела, что Кендрик уже стоит рядом с ее постелью, одетый так же, как и отправляясь на дуэль рано утром.

– Просыпайся, – теребил он сестру за плечо. – Мы должны немедленно покинуть эту квартиру!

– Покинуть? Как покинуть? Зачем? И куда мы денемся?

– Домой!

Это слово словно окатило девушку ледяной водой с головы до ног, и она резко присела на постели.

– Что произошло? Что-то плохое?

– Мы должны немедленно покинуть Париж, и если ты сейчас поспешишь, то мы еще успеем на экспресс, который и довезет нас как раз до той узловой станции,

где мы сбежали. Он отбывает в одиннадцать.

– Но мы не можем уехать так вдруг! Да и зачем эта спешка?

Кендрик обессиленно упал на ее кровать и сбросил с головы шляпу.

– Сегодня в прессе будет слишком много вопросов, – наконец выдохнул он. – А ты знаешь, до чего могут дойти эти писаки, когда почувствуют, что где-то запахло свеженькой сенсацией!

– Ты хочешь сказать, что они… намерены сообщить публике какие-нибудь сведения о дуэли?

– Да, что и удивительно. Я всегда полагал, что дуэли в Париже – дело совершенно обычное, но на сей раз случай вышел неординарный.

– По чем же? Чем?

– А тем, надо полагать, что маркиз не только проиграл этот поединок, но и получил тяжелое ранение в руку.

– Насколько серьезное?

– Ну, разумеется, ампутировать ее этому господину не станут, но вся соль в том, что дуэль состоялась из-за дамы. И он ее проиграл! Это позабавит весь Париж, особенно когда выяснится, что это за дама! Тина прикусила губы.

– Конечно, они все сделают для того, чтобы узнать загадочную незнакомку!

– Вот именно! Тем более что им уже известно о прибытии этой незнакомки со мной, то есть виконтом де Вийерни.

– Но, Кендрик, как же им удалось это установить?

– Если бы я знал! Вероятно, проговорился маркиз. После твоего отъезда с вечера Па Пайвы он весьма сильно напился, и я сам слышал, как он орал на весь салон, что будет драться не только с графом, но и со мной, чтобы заполучить тебя окончательно.

Девушка схватилась за голову и простонала:

– Это все я, я виновата!

– Слезами делу не поможешь, – остановил ее брат. – Я тоже хорош: следовало ожидать, что в таком городе мы непременно попадем в какую-нибудь историю.

– По что мы теперь можем сделать, чтобы прекратить их розыски

и не дать установить наши подлинные имена? – испуганно пролепетала Тина.

– Нам остается только одно – исчезнуть. – Кендрик помолчал немного и веско добавил: – Если мы останемся, то очень скоро станет известно, что я никакой не Вийерни, а проведя некоторые расспросы в Виденштайне, они убедятся, что таинственная дама как две капли воды похожа на принцессу Марию-Терезию. – Тина при этих словах заплакала еще отчаянней, и Кендрик прекратил истязание. – Я уже попросил Рене начать укладывать твои вещи и даже заказал экипаж. В нашем распоряжении только час, без пятнадцати одиннадцать мы должны быть на вокзале.

– Но, Кендрик, а как же мне быть… с графом?

– Забыть! – последовал лаконичный ответ.

Совершенно убитая. Тина принялась одеваться, а Рене бойко, но довольно неумело паковала ее чемоданы.

– Как жаль, что вы покидаете нас так скоро, мамзель, – болтала она. – Мне было так приятно служить вам.

– Спасибо, – бездумно ответила девушка, но внезапно в голову ей пришла смелая мысль. – Рене, не будете ли вы так любезны оказать мне последнюю услугу?

– С удовольствием, мамзель.

– Когда господин граф заедет за мной в одиннадцать, как обещал, передайте ему мое письмо.

– Разумеется, мамзель.

И Тина решилась написать письмо, хотя поначалу была уверена, что лучше всего было бы исчезнуть без всяких объяснений.

Но она слишком любила графа, как и он ее.

Еще засыпая, она с горечью думала о том, как трудно будет завтра выслушивать планы Грамона об их совместном будущем и не сметь сказать ему правду.

Неужели Судьба их бегством просто избавляет ее от очередной лжи?

По, с другой стороны, каждая клеточка ее существа рвалась к любимому и говорила холодному рассудку что он неправ.

Впрочем, что могла она написать?

Как посмеет она признаться, что у них нет будущего и что их любовь всего лишь метеор в унылой будничной жизни?

И все же, уже одевшись и проверив упакованные чемоданы. Тина бросилась в гостиную и, схватив там с секретера несколько листков почтовой бумаги и ручку, метнулась обратно к себе.

Она чувствовала, что если брат застанет ее пишущей, то непременно начнет возражать и ругаться, а времени и так уже было в обрез.

Набросав первую строчку за своим туалетным столиком. Тина услышала, как Кендрик уже прощается с консьержем.

В ее распоряжении оставалось не больше минуты, и она лихорадочно написала всего несколько строк:

Я люблю тебя, люблю! Но я должна уехать, а для того, чтобы сказать, какой ты прекрасный и удивительный, я напишу еще сразу же по прибытии. Люблю тебя и молюсь.

Тина.

Едва девушка успела запечатать письмо, как в дверях появился Кендрик.

– Ты готова. Тина? Нам надо ехать.

– Все уложено, мсье, – ответила за нее Рене.

Ловкой девице удалось чем-то отвлечь внимание Кендрика, и в это время Тина сунула ей конверт вместе с десятифранковой купюрой.

Рене привычным жестом опустила их в карман передника.

– Мерси, мамзель, – прошептана она, чтобы не услышал Кендрик. – Я выполню все в точности как вы сказали, мамзель.