Он был высоким, худощавым, светловолосым английским юношей, в некотором отношении не поддающимся описанию, но определенно джентльменом, причем явно образованным, солидным и располагающим к себе, однако в нем не было ничего необычайного или аномального, что привлекало бы внимание наблюдателя и давало бы подсказку по существу. Слишком молод для палаты общин, слишком раскован в движениях, чтобы быть военным. Утонченный для горожанина – можно и так сказать; независимо от кроя одежды, он явно обладал определенным скептицизмом, что исключало вероятность духовного звания. С другой стороны, он мог бы оказаться дипломатом или ученым; впрочем, было в нем и нечто поэтическое – но истинной артистичности ему не хватало. Надо было встать перед ним лицом к лицу, чтобы прочитать в глазах молодого человека готовность воспринимать и обдумывать идеи, но какие – об этом сказать было невозможно. Сложность оценки Деншера заключалась в том, что он выглядел расслабленным, но не слабым – праздным, но не пустым. Возможно, дело было в длинных ногах, придававших легкость походке, в прямых волосах, отлично лежавших на голове красивой лепки, а иногда внезапно отбрасываемых назад эффектным жестом поднятых рук, пальцы которых переплетались, словно владелец их в результате неосознанного порыва решил обратиться с речью к верхушкам деревьев и своду небес. Короче говоря, он выглядел рассеянным, весьма умным, склонным не замечать то, что вблизи, и всматриваться в даль; он скорее уважал правила и традиции, чем строго следовал им. В нем торжествовала та юность, составляющие элементы – более или менее драгоценные металлы – которой находятся в таком сплаве и в таком процессе ферментации, что рано говорить, во что они в итоге отольются, какой результат дадут при относительном охлаждении, коего еще предстояло дождаться. Признаком этого примечательного сплава было то, что в момент раздражения он подвержен был некоторой слабости, – и хотя едва ли это было просто, но в такие минуты им можно было манипулировать. Из-за внутреннего противоречия он мог удивлять собеседников то терпением, то вспышками эмоций.
В один из лучших своих дней, который мы теперь описываем, он помедлил в той части сада, что находилась у Ланкастерских ворот, – и когда в заранее назначенное время Кейт Крой вышла из дома тетушки, пересекла улицу и подошла ко входу в парк, непринужденная публичность их встречи была слегка нарочитой. Если бы они были настроены на нечто отважное и вольное, им потребовалось бы более укромное место в помещении; если бы они были застенчивы и стремились к скрытности, они бы подыскали место подальше от окон миссис Лаудер. Встречаясь, они не задерживались у ворот, а неспешно брели по саду, так что разговор затягивался, как и прогулка, а потом присаживались на пару стульев, расположенных в тени какого-нибудь большого дерева, на некотором расстоянии друг от друга, весьма немалом. И каждый раз Кейт поначалу старалась выглядеть озабоченной и деловитой, предельно независимой. Она всячески подчеркивала, что ненавязчива и ни в коем случае не желает быть вульгарной, что ее прельщает очарование сада и прогулка здесь – дело вкуса, так что, реши тетя проследить за ней из окна гостиной или попадись на пути кто-то из числа знакомых, все было бы легко объяснить. Дело в том, что отношения между молодыми людьми были обременены таким количеством условностей, что внешняя форма их тайных встреч постепенно становилась едва ли не важнее причины, побуждавшей их стремиться друг к другу. Сила существовавшей между ними связи была велика, но, очевидно, подкреплялась она в значительной степени знаменитым законом притяжения противоположностей. Глубокая гармония, управлявшая ими, рождалась не из единства натур; но, если уж искать объяснение их страсти, сами они видели общее в мучительном ощущении своей бедности среди богачей. Едва ли новость, что благородные молодые люди восхищаются тем, чего лишены: а оба они были исключительно благородны.
Мёртон Деншер не раз говорил себе – и уже с давних пор, – что надо быть дураком, чтобы не жениться на столь необычной женщине; а Кейт Крой, пусть и не столь точно формулировала мысли, быстро поняла, насколько драгоценна непохожесть этого молодого человека на других. Он воплощал все то, чего прежде не давала ей жизнь и определенно не могла бы дать без его участия, все те туманные высокие идеи, кружившиеся в ее голове. Ей представлялось, что Деншер в высшей степени подходит ей, а еще он загадочный и сильный; он обладал уникальным даром жить полной жизнью. Она всегда тщетно пыталась найти человека, заслуживающего доверия, и никто ни в малейшей степени не мог этому соответствовать. У нее всегда были смутные представления о высоком и настоящем, но ее пугала возможность прожить жизнь, так и не убедившись в их подлинности. И вот случай представился – и настолько необычный – при самой первой встрече с Деншером; к чести девушки, она сразу поняла это. Такая встреча, очевидно, была чем-то особенным; что касается Деншера, девушка сразу произвела на него сильное впечатление. Основываясь на привычной своей слабости – по крайней мере, сам он считал это слабостью, а силу свою видел в умении мыслить, – он полагал, что жизнь – это череда достижений и завоеваний. Из этого логически вытекало, что смысл имеет только рассуждение и разум, именно это придает ей энергию. Именно в таком ключе молодой человек, изобретательный и широко мыслящий, критически настроенный, но твердый в убеждениях, рассматривал обстоятельства – свои и Кейт Крой. Они познакомились сразу после смерти ее матери – для девушки эта встреча стала единственной радостью за последнее время; после наступила череда темных месяцев, так что окончание прежней жизни тесно переплелось для Кейт с началом новой.