– Он сумел бы тебе понравиться.
– Даже при условии, что я не нравлюсь ему?
– Ну, он любит нравиться людям, – объяснила девушка. – Он бы оценил тебя и повел себя по-умному. Кто ему не нравится, так это я, а еще ему не нравится мое увлечение тобой.
– Хвала небесам, – воскликнул Деншер, – что я нравлюсь тебе, несмотря на все возражения!
Она ответила весьма непоследовательно:
– И вовсе нет. Я предложила ему отказаться от тебя, если таково будет его условие принять меня. Но это не возымело действия, вот о чем я говорю, – она тут же добавила: – Но он отказал мне без каких бы то ни было условий. Суть в том, как видишь, что мне бежать не удалось.
Деншер был удивлен:
– Но разве ты хотела сбежать от меня?
– Я хотела сбежать от тети Мод. Но он настаивал, что только с ее помощью я смогу помочь ему; и Марианна твердила, что только с помощью тети я могла бы помочь ей. Я же говорю: они все выставили меня вон.
Молодой человек на мгновение задумался.
– Сестра тоже выставила тебя вон?
– О, практически вытолкала за дверь!
– А ты просила ее принять тебя в ее доме?
– Я едва не сделала это, но она не дала мне такого шанса. Такие вот у нас милые семейные отношения. Я питала некую жалкую и глупую надежду – не знаю даже, как точнее назвать ее, – Кейт отважно взглянула на него и продолжила: – Иногда, оставшись одна, я с трудом сдерживаю слезы, вспоминая бедную маму. Ей пришлось пройти через такие испытания… они сломали ее; теперь я лучше понимаю ее, тогда я ничего не понимала, была этаким поросенком; а ведь мое нынешнее положение по сравнению с ее ситуацией можно считать блестящим успехом. Марианна именно так оценивает мои обстоятельства, и папа тоже. Для них мое положение – настоящая находка, сокровище, – сказала она безжалостно. – Единственное сокровище, которым они обладают.
В этот день отношения молодой пары категорически изменились; при всех паузах, отступлениях, торопливом обмене случайными ремарками, словно разряд молнии все изменил бесповоротно. Деншер смотрел на подругу, как никогда не случалось прежде.
– Так вот что удерживает тебя!
– Ну конечно! Эти голоса непрестанно звучат у меня в ушах. Они заставляют меня сомневаться, имею ли я право на личное счастье, на что-либо, кроме богатства и процветания, успеха в обществе и блестящей партии, от меня все ждут только этого.
Деншер помолчал.
– Ну, при определенном раскладе все это не исключает личного счастья.
Она ничего не сказала в ответ, лишь нахмурилась. И только потом посмотрела ему в лицо и просто, тихо произнесла:
– Дорогой!
Он не сразу нашел слова, а потом заговорил тоже тихо и просто:
– Мы можем решить все сразу, поженившись завтра? Ничто ведь не мешает нам заключить официальный гражданский брак.
– Давай подождем немного, – спокойно ответила Кейт, – хотя бы до вашей встречи с тетей.
– И так-то ты меня обожаешь? – сказал Деншер.
Они говорили теперь с той причудливой смесью свободы и откровенности, которая редко кому доступна, и оба понимали, о чем она говорит, когда Кейт заметила наконец:
– Ты и сам ее боишься.
Он ответил неловкой улыбкой.
– Мы послужим предостережением для молодых людей, обладающих яркой индивидуальностью и сильных духом!
– Да, – легко кивнула она, – мы чудовищно умны. Но все это довольно забавно. Мы должны находить хоть что-то смешное везде, где это только возможно. Я думаю, – добавила она не без отваги, – наши отношения прекрасны. В них нет ничего вульгарного. Я так дорожу романтикой, скрывающейся в повседневности.
Он рассмеялся, на этот раз непринужденно:
– Должно быть, ты ужасно боишься приласкать меня!
– Нет-нет, это было бы вульгарно. Но, конечно, я вижу опасность совершить нечто непоправимое, – признала она.
– Что может быть более непоправимым, чем принесение меня в жертву?
– Я не собиралась приносить тебя в жертву, не плачь, пока тебя не ранили. Я никого и ничто не буду приносить в жертву, просто таково мое положение, что приходится испробовать разные средства. Я такая, и, действуя в их интересах, я всегда помню о тебе.
– В их интересах? – молодой человек, несколько наигрывая, изобразил холодное недоумение. – Вот уж спасибо!
– А тебе они безразличны?
– Почему они должны меня волновать? Для меня они лишь досадная помеха.
Позволив себе охарактеризовать несчастных людей, о которых она ему так долго рассказывала, с такой грубоватой откровенностью, он почти ожидал ее вспышки. Ему даже нравилось, когда она вспыхивала гневом, добавлявшим ей яркости.