Поутру отправился на разведку бывший тукаевский холоп Корнейка. Послушный строгому наказу избегать путей, ведущих в город, ходок днем прятался в оврагах, а ночью осторожно крался в ту сторону, где, по его предположению, должен находиться будный стан[35]. Лишь на четвертый день Корнейка добрался к нему. Очутившись у широкой проезжей дороги, он увидел вдалеке на поляне густой дым. Поколебавшись, нащупал под волчьим тулупом топор и решительно зашагал вперед.
В хозяйской избе Корнейка долго отогревался и с нарочитой медлительностью сдирал свисавшие с усов ледяные сосульки.
Хозяин, не поднимаясь с лавки, любопытно разглядывал гостя.
— Откуда господь принес?
— От земли до небёс, бают, семь верст, — пошутил Корнейка. — А от меня до тебя еще с полстолька!
Хозяйская бородка — намыленная мочалка — колыхнулась в одобрительном хохотке.
— Люблю бывалых воров, тароватый народец.
Они понемногу разговорились. Узнав, что гость может доставлять в стан сколько угодно пушнины, хозяин и вовсе подобрел.
Расстались новые знакомые большими друзьями.
Тотчас же по возвращении Корнейки старик Силыч собрал сход. Выслушав посланца, крестьяне все в один голос постановили начать обмен шкур на хлеб, дерюгу и холст незамедлительно.
— Сразу все и снести! — предложил один из наиболее горячих оничковцев. — Раз, раз — и боле чтоб зиму всю не встречаться.
Но Силыч, а с ним и остальные отвергли этот совет. Как это можно сразу унести такую уйму товара? Да будь ты хоть семи пядей во лбу, а от чужого недоброго глаза все равно не убережешься. То ли дело тайком помаленьку носить добро и туда и оттуда: никто не приметит, даже если таким путем целую гору перетаскаешь.
С той поры между бывшими оничковцами и станом завелась и отлично наладилась деловая связь.
Сам хозяин стана редко ездил в город, это занятие он чаще всего поручал своему старшему сыну Афоньке, большому охотнику поторговать и просто потолкаться на рынке.
Не менее усердно посещал торг и недавно приехавший в те места Воробей, которому поручили разведать, где находится лесная деревенька и какое отношение к ней имеет Выводков. Там-то, на торгу, он и обратил внимание на Афоньку. Откуда, спрашивается, у молодчика такая уйма мехов? У кого он скупает их? И для чего ему столько зерна? Если торгует, так с кем — с отдельными ли купчинами или с какой-нибудь общиной?
Разузнав сторонкой, кто такой Афонька, Воробей, ни во что не посвящая приказного, у которого был под началом, сказал ему, что должен на время отлучиться из города…
Однажды в лесу, невдалеке от стана, Афонька увидел распластавшегося на снегу человека.
— Кто таков будешь? — подозрительно спросил он и на всякий случай выхватил из-за пояса охотничий нож.
— Ой, спаси! — взмолился Воробей. — Ой, замерзаю!
— А как сюда-то попал? Зачем?
— Заблудился… Ой, не могу! Ой, сынок, помираю! С холоду, с голоду обезмочел, вот-вот помру.
— С голоду? Да ты кто, не бродяжка ли?
Воробей скорчил страдальческое лицо.
— Хуже, хуже бродяжки, чисто покойник я. Три дня не евши, — простонал он.
Как тут оставить на верную погибель крещеную душу? Тем более что и опасности никакой нет. Дом — вот он: крикнешь, сейчас же помощь придет.
И Афонька, разжалобившись, подобрал Воробья.
В жарко натопленной избе Воробей быстро отогрелся, а когда ему поднесли ковшик браги, он и вовсе ожил.
Хозяину понравился веселый случайный гость.
— Хочешь, — предложил он, — оставайся, перезимуй. Работа найдется.
— Как не хотеть! Я до работы ой-ой до чего же охоч. Я, знаешь, гуся и того — ам! — и съел. Не веришь? Ставь на стол. Ну-ка, попробуй.