Шадрин оглянулся, но не определил, кто бросил реплику.
— Кто это сказал? Встаньте!
Никто не шевельнулся. Дмитрий вернулся к своему столу и, всматриваясь в глаза каждого в отдельности, верил, что в конце концов он заставит признаться бросившего реплику.
— Так кто же все-таки считает, что вежливо приветствовать старшего — это солдатчина?
Класс молчал.
— На этот случай я припомню вам одну старинную русскую пословицу. — Шадрин сознательно сделал продолжительную паузу и уже в затаенной тишине продолжал: — «Шкодлив, как кошка, труслив, как заяц».
Взгляды многих учеников остановились на юноше с модной прической и нежным, бледновато-матовым лицом. «Он! — подумал Дмитрий, заметив, как сосед бледнолицего, юноша с игольчатым ежиком черных волос, многозначительно толкнул его локтем в бок. Тот сидел с опущенными глазами. — Нет, он, видимо, не хулиган! Он просто трусливый парень, воспитанный на маменькиных пуховиках и пышках».
И когда Дмитрий был твердо убежден, что реплику бросил не кто иной, как этот бледнолицый с модной прической, он осмелился рискнуть. Кивнув головой в сторону Бутягина и Усманова, Шадрин разрешил им сесть. Те бесшумно сели, теперь всецело занятые тем, кого учитель назвал «шкодливым, как кошка, и трусливым, как заяц».
Дмитрий подошел к бледнолицему, с модной прической:
— Фамилия?
— Муляров. — Юноша поспешно встал и большими грустными глазами невинно посмотрел в глаза учителю.
— Вам никогда этого не говорили ваши друзья? — спокойно спросил Шадрин.
— Что? — вопросом на вопрос ответил Муляров, стараясь всем своим независимым и спокойным видом показать классу, что он не испугался преподавателя.
— Садитесь. Объяснений не жду. Но только знайте!.. — Дмитрий снова вернулся к столу и теперь уже говорил всему классу: — Знайте, что все вы солдаты. Все вы скоро встанете в строй. Ваши ровесники в сорок первом году если иногда и имели провинность, то никогда не прятались за спины своих боевых друзей. Вот так, Муляров. Выполнение правил поведения школьника — это не солдатчина, а дисциплина!.. Это то, с чего мы начнем курс психологии. А начнем мы его с отличного поведения и безукоризненной честности. На первый раз я делаю вам замечание, Муляров. И прежде чем нам непосредственно перейти к психологии как науке, основателями которой были древнегреческие ученые, мы начнем с элементарной этики отношений. Для начала познакомимся: зовут меня Дмитрий Георгиевич. Теперь я хочу познакомиться с вами. — Шадрин раскрыл журнал и назвал первую по алфавиту фамилию.
Один за другим вставали ученики.
— Как вы хотите: чтобы психология вам преподавалась по школьной программе или… — Шадрин нарочно сделал паузу, проходя вдоль рядов парт, — или мы будем изучать этот предмет в объеме институтского курса? Это уже зависит от вас.
— У-у-у… — единым дыханием покатилось по классу.
Это предложение всех всколыхнуло, заинтриговало. Институтский курс! Не часто со школьниками говорят как со взрослыми, как с завтрашними студентами и солдатами.
Класс хором гудел:
— Институтский!.. Институтский!..
— А не отразится ли это на других предметах?
И снова по классу пронесся гул:
— Нет, нет… Не помешает!.. Нужно, как в институте!..
Так начался первый урок. Вводная беседа. Это было элементарное знакомство с наукой о психике как функции мозга. В классе стояла тишина. Тридцать семь затаенных дыханий… Тридцать семь пар внимательных и доверчивых глаз следили за каждым жестом, за каждым словом учителя. Даже рыжий Бутягин, который в начале урока то и дело косил взгляд в окно, и тот, подавшись вперед и слегка приоткрыв рот, слушал рассказ о том, почему необходимо знать объективные закономерности психической деятельности человека, как помогают эти познания человеку в его повседневной жизни. Философские творения Фалеса, Гераклита, Эпикура… Идеализм Платона и дуализм Аристотеля, выраженный в его трактате «О душе»… — все это, изложенное в популярной форме, будоражило еще не притупленные жизненными тяготами юные головы.
Шадрин видел, что его понимали.
…Но вот прозвенел звонок на перемену. Шадрин понял, что он не рассчитал время. Не рассказал того, что должен был рассказать за урок.
— Сегодня мы не уложились. Перенесем нашу беседу на следующий урок.
А класс гудел:
— Сейчас…
— Не пойдем на перемену…
— Доскажите, пожалуйста, сейчас…
Никто не вставал из-за парт.
Перемена была короткая, пятиминутная. Перед уроком Шадрина особо предупредили, что задерживать учеников строго-настрого запрещено.