— Самолетом. Пока доберешься поездом — у новорожденного отрастет борода, — пошутил Николай Иванович.
— Если будет трудно с гостиницей — приезжайте к нам, у нас хватит места, — предложила Лиля.
— Спасибо, — отозвался Николай Иванович. — Думаю, что обойдусь без гостиницы. Тороплюсь домой.
— Так куда вы сейчас? Прямо в аэропорт?
— Как куда? С вами! Довезу вас до госпиталя, куплю внукам гостинцы — и на самолет. — И несколько помолчав, сказал: — Дедушке передайте от меня привет. Хоть лично мы с ним незнакомы, но видеть я его видел.
— Где?.. — Лиля круто повернулась к Николаю Ивановичу.
— Два года назад, в Кремлевском дворце. Помню, с докладом он выступал. И сейчас стоит перед глазами — такой седой, представительный. Тогда мне показалось, что он чем-то смахивает на Александра Невского.
— Что же вы вчера не сказали мне об этом?
— Расстраивать вас не хотел, вам и так трудно было. Когда жалеют — горе труднее переносится. По себе знаю.
Наконец машина вырвалась на Калужское шоссе. У заставы долго стояли перед светофором. Не меньше Лили нервничал и Николай Иванович. А когда пересекли Калужскую площадь и выехали на Большую Якиманку, сибиряк стал выходить из себя, видя, как впереди, прямо под самым носом, еле-еле тащился старенький «Москвич».
— Обойди, дружок, эту колымагу! — попросил он таксиста, наклонившись к нему.
— Нельзя, — ответил шофер. — Обгон здесь запрещен. Правительственная трасса.
Николай Иванович наклонился почти к самому уху шофера:
— Говоришь, правительственная? Тогда давай, браток, выходи на правительственную! Жми на всю железку!.. Слышишь?!
Шофер усмехнулся и покачал головой:
— Шутник ты, паря.
— Я не шучу, — строго сказал Николай Иванович и вытащил из кармана алую книжку, на кожаной корке которой было вытиснено золотом: «Депутат Верховного Совета СССР». — В случае чего — ответственность беру на себя.
— А если штраф? — спросил шофер и, взяв чуть левее, обогнал вертлявого «Москвича».
— Это проще. Справимся, — откликнулся сибиряк.
Стрелка спидометра доходила до предела.
Но вот наконец и военный госпиталь. Не раз здесь вместе с дедом бывала и Лиля. В проходной ей сказали, на каком этаже и в какой палате лежит профессор Батурлинов. Лиля получила пропуск, халат и вернулась к Николаю Ивановичу, который, выйдя из такси, курил.
— Что вы мучаетесь из-за меня? Ведь у вас, наверное, куча своих дел?!.
— Не беспокойтесь за меня. Все свои дела я переделал.
— Спасибо вам за все, Николай Иванович. Будете в Москве — звоните, заезжайте. — Лиля крепко пожала сибиряку руку и, помахав ему, скрылась в проходной госпиталя.
Длинные коридоры, белые халаты, запах хлороформа… Чистота, белизна, тишина… Вот, наконец, и семнадцатая палата. Лиля тихонько открыла дверь и бесшумно вошла. У окна на белой высокой кровати, смежив веки, лежал профессор Батурлинов. Большая волосатая рука старика покоилась на широкой груди.
Лиля видела крупный четкий профиль деда и его взлохмаченные толстовские брови. Затаив дыхание, она подошла к кровати. Скрип паркета вывел больного из полудремотного состояния. Он слегка повернул голову, и взгляд его встретился со взглядом Лили. И в ту же секунду дрогнуло что-то в лице старика. В его широко открытых глазах вспыхнула радость. Он улыбнулся.
— Лиля… дочка… — глухо, всей грудью выдохнул Батурлинов. Рука его скользнула с груди и потянулась к Лиле: — Приехала!..
Лиля встала на колени у изголовья деда и, сжав в ладонях его исхудавшую руку, поднесла к лицу и принялась целовать. И слезы… Неудержимые слезы катились из глаз ее.
— Дедушка… дедуля… — с трудом выговаривала она, обливая слезами руку Батурлинова.
— Не плачь… Все будет… хорошо…
Батурлинов нажал кнопку, и в следующую минуту в палату вошла дежурная сестра. Увидев Лилю, она сразу же узнала ее:
— Лилиана Петровна? С приездом!..
— Спасибо… — сказала Лиля и встала с коленей.
— Я слушаю вас, Гордей Никанорович, — медсестра подошла к кровати больного.
— Позвоните профессору Крылову и передайте, что мне уже лучше. Что я уже второй день обхожусь без кислородной подушки.
— Хорошо, позвоню немедленно. — Сказала и тихо прикрыла за собой дверь палаты.
Батурлинов лежал на спине и смотрел на Лилю так, словно хотел навсегда запомнить ее такой, какой она была сейчас: заплаканная, одновременно счастливая и несчастная. Она верит деду, вернее, хочет верить, что все будет хорошо. И тут же где-то рядом с надеждой стыла в душе Лили тревога: перенесет ли он свою болезнь?..